Времена жизни. Вадим Иванович Кучеренко

е жизни равнодушен.

      Ты пониманием воздай.

      Рассудка голосу не вняв,

      Он в месяцах изобразил нас с вами,

      За образец Природу взяв.

      А вышло ль, нет – судите сами.

      На сцену выходит Январь. Он в костюме воина, обвешен оружием. Жесты его решительны и резки.

      Голос за сценой.

      Итак, Январь – всему начало…

      Январь.

      Январь крыла свои раскинул,

      И Землю морок обуял,

      И здравый смысл ее покинул,

      И власть Январь над нею взял.

      Покорная, безвольно сникнув,

      В его объятиях лежит,

      И, к ледяной груди приникнув,

      Биенье сердца сторожит.

      Но не дождаться крови тока,

      Гласит проклятие времен,

      Пока над царствами Востока

      Витает насланный им сон.

      Грифон и мрак Январь зачали,

      Ему в наследство передав

      Чем страх в народ они вселяли:

      Ужасный вид, свирепый нрав.

      Его никто не обуздает.

      Кровь в жилах стынет у врагов,

      Когда ветрами он терзает,

      И кружит вьюгой средь снегов.

      Бесстрашный воин, злой любовник,

      Январь мог миром овладеть.

      Но безысходность – вот виновник,

      Что предпочел он умереть.

      Убит Январь был той, что в жены,

      Чтоб род продлить, он силой взял.

      Своей же лютостью сраженный,

      Он с облегченьем смерть принял.

      Январь уходит в глубину сцены и занимает самое крайнее, от зрителей слева, кресло-трон. На сцену стремительно выходит Февраль. На нем костюм наподобие того, что носит Арлекино – наполовину черный, наполовину белый.

      Голос за сценой.

      Спешит, спешит изменчивый Февраль…

      Февраль.

      Февраль был сущий вертопрах,

      Гроза мужей, жен соблазнитель,

      Не ведая про божий страх,

      Он сеял зло, как Искуситель.

      Непостоянный грозный нрав

      Подспорьем был душе холодной,

      Жестоких каждый день забав

      Искал он, будто вепрь голодный.

      То деве голову вскружит

      И, обесчестив, вмиг забудет.

      А там дуэль, и сталь звенит, -

      Кровавою развязка будет, -

      А он с усмешкою дерзит,

      Клянется, что виною – черти,

      Смеясь, дерется и разит

      Без жалости – в угоду смерти.

      Но если б кто его глаза

      В минуты эти бы увидел,

      То понял бы, что не со зла

      Он убивал и ненавидел.

      Пресытившись любовью, честью,

      Февраль убого жил, скучая.

      Пустую жизнь кровавой местью,

      Молитвой словно, освящая.

      Любовниц и врагов армада

      Не оживляла чувств волненьем.

      Ему б остановиться надо

      И пробудить себя сомненьем,

      Покаяться, уйти в монахи,

      Поститься день, молиться ночь…

      Но смертной скуке скучны страхи,

      Душевный сон не превозмочь.

      Так жил он, тихо затухая,

      Привычно разжигая страсть,

      И умер, сам не понимая,

      Что уж давно сумел пропасть.

      Февраль уходит в глубину сцены и садится по правую руку от Января. На сцену, красиво ступая и любуясь на себя в зеркало, которое он держит в руке, выходит Март. Он в нарядной одежде, но к поясу у него прикреплена шпага.

      Голос за сценой.

      Нельзя не восхищаться Мартом…

      Март.

      Март прекрасен на диво с рожденья,

      И сумел очень скоро понять,

      Что в жестоких, кровавых сраженьях

      Проку нет, коли есть что терять.

      Слава – дым, а рубцы не украсят

      Лик его неземной красоты;

      Только женщины дни его скрасят,

      Отвлекут от мирской суеты.

      Так, отвергнув ристалище, выбрал

      Март альков и любовный дурман.

      Марса с корнем из сердца он вырвал

      И Ахилла младого вселил за обман.

      Отрекаясь