Аргентина. Локи. Андрей Валентинов

шаг в своей карьере. Для главы крупного государства это чаще всего – война. Оружие, экономика, порядок в стране, все это важно, но без приказа свыше ничего не начнется. 60 лет – пора входить в Историю.

      Ниже – «20 апреля 1889 г.». Адольфу Гитлеру в этом году исполнилось 48.

      «30 января 1882 г.» – еще ниже. Франклину Делано Рузвельту – 55.

      Карандаш начал следующую строку. «21 декабря 1879 г.». Зачеркнул. Сталин старше их всех, но России сейчас не до войны. Как и Франции, громоздящей свою линию Мажино.

      Гитлер здоров (желудочные колики не в счет), Рузвельт тяжело болен, как бы ни храбрился. Ему осталось не так много, и президент это знает.

      Кто начнет первым?

      Задача казалась очень простой, как и решение. Но карандаш, чуть дрогнув, одолел новую строчку.

      «30 ноября 1874 г.»

      Доброму дяде Винни скоро исполнится 63.

4

      «Зеленая Минна» резко затормозила, и Лонжа с трудом сумел удержаться, ухватившись свободной рукой за деревянную лавку. Сидевший рядом конвоир, от души выругавшись, ткнул кулаком в бок.

      – Вставай, расселся тут. Не в такси!

      На левой руке – стальной браслет, второй защелкнут за кольцо, ввинченное в скамью. Не встанешь, можно лишь приподняться. Конвоир, сообразив, выглянул наружу.

      – Приехали! Отель «Плетцензее»!..

      И тут Лонжа впервые удивился. Отель знакомый, бывать приходилось, даже собственный номер сразу вспомнился – 445-й. Но почему сюда? Плетцензее – пересылка, в эту тюрьму дорога тем, чьи дела закончены. Он не ждал суда, но все случилось как-то слишком просто. Ночь продержали в каком-то подвале, потом – кабинет «почти родственника», снова подвал, но ненадолго.

      «Ваша судьба – лагерь и печь крематория». Значит, все?

      Резкий щелчок – запястье свободно. Со стуком открылся задний борт.

      – Па-а-ашел!

      Спрыгнув вниз, Лонжа невольно зажмурился, прикрывшись ладонью от яркого утреннего солнца. Конвоир, продолжая ругаться, спускался вниз, цепляясь руками за борт. Карабин свешивался с шеи. Тот еще вояка!

      Двор он узнал. Прошлый раз Лонжа стоял здесь под холодным мелким дождем в шеренге таких же, как он, будущих постояльцев. Время от времени в ворота въезжала очередная «Минна», открывался борт, конвоиры выталкивали новых гостей.

      – …Рихтер, – донеслось сзади, – Пауль Рихтер, Губертсгоф…

      Конвоир заполнял бумаги, обычная процедура. Но… Почему он, Август Виттельсбах – Рихтер? Паспорт, когда-то одолженный у растяпы-циркового исчез в лагерной канцелярии, при аресте у него были документы совсем на другое имя.

      – Рихтер? – ударило над самым ухом.

      Лучше не спорить.

      – Пауль Рихтер, эмигрант. Номер 445!

      Охранник, плечистый верзила, в знакомой серой форме взял за плечо, развернул.

      – Нет, – бросил беззлобно. – Номер другой будет. Ну, чего стоишь, эмигрант? Пошел!..

      Голос показался почему-то знакомым, но, чуть подумав, Лонжа рассудил, что все тюремщики одинаковы, что статью, что ликом, что голосом. Куда идти, помнил – дверь напротив ворот,