Стена. Владимир Мединский

Артур старался говорить подчеркнуто небрежно. – А вы не видели, что написано у него на корме, под символом? Как сей корабль назывался?

      Григорий присвистнул.

      – Да как же могла за столько лет надпись-то уцелеть? Даже крест тот почти стерся. Но несколько букв сохранились. Я, уже когда выучился читать латинский шрифт, специально смотрел. Ну, в начале слово «Santa» было, остались «s», «t» и «a». Легко угадать – это слово тут на каждом втором корабле. А дальше… Начиналось второе слово на «А». И все… А в чем дело-то, из-за чего столько треволнений, сэр Артур?

      Григорий тоже теперь произносил слова с подчеркнутой небрежностью – но не потому, что что-то скрывал, а просто в тон Роквелю. Работа переводчика приучила его всегда подлаживаться под собеседника. Работа такая.

      Мистер Роквель опять взял свою кружку и уткнул в нее нос – наверное, не хотел, чтобы Григорий видел его лицо. Потом приглушенно прошептал:

      – Мой дорогой друг… знали бы вы, новость какой важности вы мне только что сообщили!.. К сожалению, это не моя тайна, я не имею права рассказать вам… Смоленск, кто бы мог подумать… Такое имя – Франциск Бэйкон – вам что-нибудь говорит?

      Григорий покачал головой. И почему-то вспомнил давний разговор с отцом, его недомолвки насчет того, что не только огромные запасы пороха хранятся в крепости Ключ-Города… Вспомнил – и вдруг каким-то верхним чутьем ощутил: Смоленск скрывает в себе тайну… И уж не ту ли самую, что «чуял» думный дьяк Посольского приказа?.. Но Артур вновь надел на лицо всегдашнюю улыбку, став внешне совершенно беззаботным, и к этой теме более в тот вечер не возвращался. Как, к разочарованию Колдырева, и к теме путешествия в Венецию.

      С тех пор как он рассказал мистеру Роквелю о днепровском корабле, поведение англичанина резко изменилось. Следующий день он вообще не выходил из своей комнаты, бесконечно писал письма и просил Григория отправлять их в разные города, а на осторожные вопросы по поводу поездки в Венецию лишь нетерпеливо отмахивался. Григория так и подмывало заглянуть в эти письма, но он не решался: дьяк в Москве подобных указаний ему не давал.

      А потом мистер Роквель и вовсе заявил, что планы его неожиданно поменялись и он должен срочно вернуться в Англию по безотлагательному делу. Григорий Колдырев может со спокойной душой ехать в Москву, их совместное путешествие окончено.

      – Буду вам благодарен, – добавил Роквель между делом, – если, возвратясь в Москву, вы отыщете там одного моего давнего приятеля. Он живет в небольшой слободке, рядом с городом, там в основном иностранцы селятся, кто зачем-либо приезжает в Московию.

      – Кукуй.

      – Да-да… Я хочу написать ему письмо, и, если вы это письмо передадите, буду вам безмерно благодарен. Безмерно.

      – Передам, чего ж в том сложного, – пожал плечами Григорий.

      Отъезд он назначил на следующее утро. А остаток дня провел на канале, пройдя вдоль него почти до моря: в этой плоской местности его синева угадывалась издалека. Некогда оживленная