Мне хорошо, мне так и надо…. Бронислава Бродская

несколько удивлена, но довольна. Альманах удался. Можно будет отчитаться за внеклассную работу по предмету. Саша встаёт, порывисто вздыхает, поддёргивает засученные рукава белой рубашки, немного теребит свои чёрные, уже коротковатые ему школьные брюки, и начинает… никто в классе этого стихотворения не знает. Может и учительница его никогда не слышала. Ей всё становится ясно с первой строфы, он Сашу она уже прервать не может. Он дочитывает до конца:

      Милая, не бойся, я не груб,

      Я не стал развратником вдали.

      Дай коснуться запылавших губ,

      Дай прижаться к девичьей груди.

      Глупая, не плачь, не упрекай,

      Не пытайся оттолкнуть меня.

      Ты ведь знаешь, я не негодяй,

      Я мужчина, я хочу тебя.

      Я люблю, и ты должна понять,

      Это жизнь, потом или сейчас

      Ты себя обязана отдать.

      Это будет с каждою из вас.

      Девочка, ну что же ты молчишь?

      Почему ты не поднимешь глаз?

      Ты ведь хочешь, ты ведь вся дрожишь.

      Мы ведь оба ждали этот час.

      Он пришёл, отбрось ненужный страх.

      Юность в жизни только раз дана.

      Будь послушна на моих руках,

      Дай раздеть – одежда не нужна.

      Ты молчишь, не в силах отказать.

      В первый раз раздета не для сна.

      Милая, ну что тебе сказать?

      Ты прекрасна, как сама весна.

      Длинное, не бог весь какое художественное стихотворение, какое-то прямо руководство по дефлорации, но Саше как раз этого и надо. Он весь во власти текста, представляет себя на месте лирического героя: это он – мужчина, который «хочет», это он «не развратник», он «ласкает девичью грудь», а она «дрожит»… ах она! Его гипотетическая милая. Ему невероятно нравится такой Есенин, который оказывается хочет и делает то, о чём он сам мечтает. И ещё… училка застыла, не ожидала. Он ведь прекрасно знал, что его стишок произведёт фурор. Ребята обалдели, девчонки сидят, опустив глаза. Все молчат, не знают, что сказать. А что говорить, когда это так огромно. Это уже взрослый мир, который он им показал. Это вам не какая-нибудь матерщина, не похабные картинки на стене туалета, это поэзия. Он прочел ТАКОЕ стихотворение и ничего ему не будет. Учительница первой начала кисло хлопать, решив непременно узнать, откуда Чугунов, вот идиот, взял этот мерзкий, совершенно несоответствующий их возрасту стишок. Она вообще-то сама виновата, нельзя ничего было пускать на самотёк. Лишь бы никто не узнал. «Хорошо, ребята, если хотите, мы можем потом все стихи обсудить», – вот что она им сказала. «Все» – значит «ни одного». Если кто-нибудь встрянет, что вряд ли, она скажет, что почему нам именно с Есенина начинать? Давайте начнем с… Да всё равно с кого. Наглые пошли ребята в последнее время. Читали Лермонтова «Счастливый миг». Там про то же самое, но не так явно. Чёрт бы их всех побрал. Скоро она всех распустила, но Сашка запомнился ребятам из класса именно этим своим