Азбука Любви. Юлия Яковлева

с одним моим знакомым…»

      В этом XIX век от нашего ничем не отличался.

      Во времена Тургенева поезда ходили на паровых двигателях. Так что, когда поезд трогался, людям в вагонах приходилось отряхивать сажу с белых шляп и быстро закрывать окна.

      А дорога предстояла долгая даже между Петербургом и Москвой. На целый роман.

      Купе между Петербургом и Москвой тогда были сидячие, по два места друг напротив друга. Попутчики тщетно старались поджать ноги или засунуть под диван – они все равно упирались Тургеневу в колени: он был очень высокого роста, и в купе сразу делалось тесно, даже если он просто сидел.

      Тургенев мог угостить сигарой, любезно положить в чай сахару. Но поболтать с попутчиками, увы, не мог: он уже был знаменитым писателем, и его узнавали в лицо. Ему слова не давали вставить. Как видели, что в купе сам Тургенев, так сразу: «Вот послушайте, с одним моим другом случилось однажды…» В надежде, что он введет это потом в свой новый роман.

      Тургенев был вежливый человек. К тому же легко отключался от любого шума. Назойливый голос превращался в уютное жужжание. Дорога приятно убаюкивала. На стыках рельсов вагон потряхивало; попутчикам же казалось, что это Тургенев одобрительно кивает. «А вот еще был случай… – опять оживлялись они и добавляли, кашлянув: – Но тоже не со мной». И так всю дорогу. Тургенев использовал этот прием в «Первой любви». Взрослых вообще легко вывести на чистую воду.

      А тех, что считают себя неглупыми и хитрыми, – еще проще. Спросите любого прямо про первую любовь. Взрослый сделает загадочное лицо: мол, времена были далекие и прекрасные. А толку не добьетесь.

      Поэтому я пошла в обход. Я спросила всех своих друзей: «Хотели бы вы, чтобы вам снова было пятнадцать лет? А двадцать?» Это тот возраст, когда большинство серьезных вещей, включая любовь, с людьми случаются впервые. «Боже упаси!» – вскрикивали они. Как будто я уже держала эти пятнадцать или двадцать лет наготове.

      Женщин еще можно было уговорить снова взять себе тридцать. Но мужчины спускаться ниже тридцати пяти отказывались категорически.

      Никто не хотел снова любить в первый раз.

      Тургеневу было сорок два года, когда он написал повесть «Первая любовь». Те далекие события давно превратились в шрам. Но у писателей, как правило, отличная память.

      Как блестели перстни на руке, которая передавала чашку чая. Как блестел сад после дождя. Как полосатый котенок сидел на полу, беспомощно расставив лапки. Видно, события того лета глубоко врезались в душу.

      Если и в сорок два года он помнил такие детали, представляете, какая это была боль – если что-то врезалось так глубоко?!

      Но когда Тургенева пробовали разговорить напрямую, он только улыбался: «Ну что вы, просто я уже немолод». Намекая, что вся эта история не имеет к нему лично никакого отношения, просто у людей с возрастом иначе работает память. Человек вдруг вспоминает, где забыл зонтик тридцать лет назад, но не может сказать, кто звонил вчера. И тогда уж собеседник не мог не воскликнуть: