Земные радости. Филиппа Грегори

произноси имя Господа всуе, муж мой. Это Его заповедь. Наш дом должен жить по Его законам.

      Это были ее первые слова в их спальне, первые слова, которые она сказала обнаженной. Джон рухнул в постель, желание улетучилось, оставив его мягким, как евнух.

      – Я буду спать, – мрачно заявил он. – Тогда я точно тебя не оскорблю.

      Он потянул на себя все простыни и одеяло, повернулся спиной к жене и закрыл глаза.

      – А ты можешь снова помолиться, если угодно, – добавил он сердито.

      Элизабет, у которой отняли одеяло, молча лежала на прохладной простыне, набросив свою новую ночную рубашку на грудь и живот и чувствуя себя унизительно голой. Лишь когда она услышала глубокое дыхание Джона и убедилась в том, что он уснул, она пододвинулась ближе к широкой спине мужа, обвила его руками и прижалась к нему своей прохладной наготой.

      Она немножко поплакала, прежде чем уснуть, не испытывая, однако, сожаления о произнесенных словах.

      Июнь 1607 года

      На следующий день, не успела Элизабет поворошить уголья в камине и поставить на огонь утреннюю овсянку, раздался стук в дверь и вошел посыльный графа.

      – Его светлость желает видеть вас в Лондоне, – коротко объявил он.

      Прибывший слуга снял перед хозяйкой шляпу, однако смотрел на Джона. Элизабет тоже взглянула на молодого мужа, втайне надеясь, что тот откажется. Но Традескант уже сидел в кресле у камина и натягивал сапоги для верховой езды.

      – В доках, – добавил посыльный. – Вы встречаетесь с его светлостью в Грейвсенде.

      Еще один короткий поклон – и он исчез. Слуги Сесила не задерживались и не сплетничали. По общему мнению, у графа повсюду имелись уши, и нескромный человек долго у него не работал.

      Элизабет вынула из шкафа переложенный лавандой дорожный плащ Джона. Когда она убирала его, то думала, что плащ провисит долгие месяцы, и хотела уберечь его от моли.

      – Когда ты вернешься? – спокойно поинтересовалась она.

      – Пока не знаю, – поспешно отозвался Джон.

      Холодность его тона покоробила Элизабет.

      – Мне навестить тебя в Хатфилде? Или в Теобальдсе? – спросила она.

      Он посмотрел на жену, увидел в ее руках плащ и вежливо ответил:

      – Спасибо. Я дам тебе знать. Мне неизвестно, что происходит. Не представляю, что Сесилу нужно, но у него сейчас опасные времена. Я должен ехать немедленно.

      Элизабет чувствовала, как ее взгляд на мир, основанный на деревенском опыте, рушится под тяжестью великих событий, которые теперь будут влиять и на ее жизнь.

      – Не думала, что сейчас особенно опасные времена. Чем же они опасны?

      Традескант бросил на жену быстрый взгляд, словно ее невежество его удивило.

      – Для людей с большой властью любые времена опасны, – пояснил он. – Мой хозяин – самый главный человек в стране. Он ежедневно сталкивается с той или иной опасностью. Если он посылает за мной, я отправляюсь в путь без лишних вопросов и не строю никаких личных