Отпуск с убийцей. Александр Силецкий

украшенном лепниною, с паркетом, выложенным разными сортами дерева, с широкой мраморной лестницей, которая, мягко изгибаясь, уносилась к верхним этажам, с потускневшим от времени огромным, в бронзовой оправе, зеркалом…

      Кивнув шутливо собственному отраженью, Невский тотчас повернул направо – в санаторскую столовую.

      За отведенным ему столиком уже сидели трое: две женщины и мужчина.

      Есть во всех домах отдыха, в любого ранга санаториях и на курортах эдакая удивительная категория людей, повсюду появляющихся первыми, – как будто вечно их терзает опасение, что в чем-то их уж непременно обделят, чего-то там недодадут, а то, глядишь, и вовсе облапошат, так что надо быть все время начеку и быстро упреждать очередную каверзу судьбы. Такие личности всегда приходят незаметно, а потом пытливо-терпеливо ждут…

      Невский вежливо кивнул своим соседям и занял пустующее место – у прохода.

      Над столом повисло цепкое, гнетущее молчание.

      Невский поерзал на стуле, располагаясь поудобнее, затем с немалой церемонностью пригладил бороду и, чуть склонив голову набок, не таясь, внимательно-безразлично оглядел каждого из сотрапезников.

      Мужчина как-то сдавленно вздохнул и начал нервно поигрывать вилкой.

      На вид ему было лет под семьдесят. Еще крепкий, жилистый и загорелый, он был одет в цивильную пижаму – то есть в нечто сатиновое мундирно-спального покроя, ядовито-канареечного цвета, однако без доисторических полос. Выражение носатого лица имел настырно-плаксивое – подобных типов Невский беспричинно недолюбливал всегда.

      Женщины смотрелись сущими двойняшками: обе – лет шестидесяти, может, чуть побольше, крупно-дородные, фальшиво-облондиненные, подрумяненные, в почти одинаковых розовых, без выреза, на пуговках до горла платьях – только у одной был слева приколот золоченый паучок, а у другой справа – серебристый жучок.

      Они сидели и томно шевелили подведенными бровями, со смиреньем опустивши взоры долу.

      Потом, истомившись и якобы незаметно, сняли туфли под столом и кротко одернули края рыжей скатерти.

      – Г-мм… – сказал Невский с тихим, но отчетливым неодобрением. – Г-мм… Э-э, м-да…

      Мужчина воспринял это как ненавязчивое приглашение к знакомству и началу замечательно-толкового застольного разговора и оживился.

      Он выпрямился на стуле, отложил вилку и преданно посмотрел на Невского. Тот сделал вид, что ничего не заметил.

      Не то чтобы ему совсем уж неприятно было вступать в разговор – просто эдакую публику он знал неплохо и не видел никакого интереса для себя в общении с нею.

      Все же годы известности и вращения в достаточно элитных сферах наложили на него печать: он сделался в определенном смысле снобом…

      Многим это нравилось…

      – Сегодня поступили, да? – решился наконец сосед и улыбнулся, обнажая белоснежные вставные зубы.

      Невский сдержанно кивнул.

      – А я тут – целую неделю. Превосходно! Каждый день, перед обедом, бегаю