Батальон прорыва. Сергей Нуртазин

лейтенант, нервы. Сам пойми, что с ними будет, если я не удержу танки, – капитан Хижняк кивнул на дорогу, по которой шли беженцы, ехали повозки и грузовики с ранеными красноармейцами. – А сюда с запада ещё такие же бедолаги идут и наши части. Если немцы перережут дорогу и займут мост, они окажутся в окружении.

      Шилохвостов опустил голову.

      – Понимаю. Но помочь не могу.

      – Да ладно, я тоже понимаю. Приказ надо выполнять.

      Капитан собрался уходить, когда Скоморохов обратился к Шилохвостову:

      – Товарищ лейтенант, разрешите остаться.

      Шилохвостов внимательно посмотрел на Андрея, после недолгого раздумья ответил:

      – Что ж, если решил, оставайся, но бойцам твоим со мной придется поехать.

      – Есть остаться!

      Капитан бросил на Скоморохова благодарный взгляд.

      – Вот спасибо, младший лейтенант! Молодец! А то у меня командовать некому. Ты тут пока прощайся, а потом ко мне подходи. Я тебе ситуацию объясню.

      Скоморохов попрощался с пограничниками, подошел к Шилохвостову.

      – Прощайте, товарищ лейтенант.

      – Не прощайте, Скоморохов, а до свидания. Кто знает, может, еще свидимся, и спасибо тебе за Львов. Если бы не ты, то не стоять мне сейчас на этом месте. Получается, младший лейтенант, что я теперь твой должник.

      – Да что вы, товарищ лейтенант, какой долг. Война ведь.

      Рядом вырос Бондаренко.

      – Товарищ лейтенант, дозволите залишитися мени з товарищем младшим лейтенантом, дуже вас прошу.

      Шилохвостов покосился на Бондаренко.

      – Явился, не запылился. Что, Скоморохов, возьмешь бойца?

      – Возьму.

      – Что ж, долг платежом красен. Забирай Бондаренко себе.

      Через десять минут грузовики перевалили через мост и помчались по дороге в сторону Киева. Скоморохов и Бондаренко смотрели им вслед, они не знали, суждено ли им встретиться вновь с боевыми товарищами.

      Сентябрь 1944 года. Специальный проверочно-фильтрационный лагерь НКВД

      Кисточка скользила по обшарпанному забору, накладывая на него свежий слой зеленой краски. Не отрываясь от работы, Скоморохов слово за словом, отрезок за отрезком восстанавливал в рассказе свое прошлое. Арсений Голота молча стоял рядом. Повествование Скоморохова так его увлекло, что он забыл про работу. Андрей закончил говорить, но продолжал красить. Он искренне надеялся, что после спецлагеря на пережитое им прежде вот так же, свежей краской, ляжет новый, более счастливый, период жизни, который поможет залечить душевные раны. Словно прочитав его мысли, Голота произнес:

      – Да-а, помотала тебя судьба, как шаланду в шторм. Ничего, мы теперь наступаем, глядишь, и войне скоро конец придет. Главное, шоб с нами тут разобрались, да по справедливости всё решили.

      Из нутра черной «тарелки» радиорепродуктора, закрепленной на столбе неподалеку от них, послышался голос Левитана. Передавали сводку Совинформбюро. Голота и Скомохохов замерли, жадно ловили каждое слово.

      – Войска