Пройти чистилище. Чингиз Абдуллаев

схватил полотенце и, вытерев лицо двумя резкими движениями руки, снова замер.

      Андропов усмехнулся. Подчеркнуто вежливо спросил:

      – Нам можно сесть?

      Он, еще не совсем понимая, что именно происходит, растерянно кивнул. Андропов сел на стул, стоявший рядом с ним, и, махнув рукой, разрешил сесть остальным.

      – Растерялись? – спросил он.

      – Немного, товарищ генерал.

      – Садитесь и вы, – разрешил Андропов. Он понимал смущение сотрудников разведки. Председатель КГБ очень редко встречался с нелегалами, предпочитая просматривать их письменные донесения.

      – Как вас зовут? – вдруг спросил по-английски Андропов.

      Он смутился. Но мгновенно принял решение.

      – Кемаль Аслан, – он впервые назвался тем именем, под которым ему теперь предстояло жить.

      – Вы хотите уехать в Америку?

      – Если получится, конечно. У меня там дядя.

      – Где вы изучали английский язык?

      – В детстве я жил в Америке, но помню его не совсем хорошо. До шести лет жил в Филадельфии. Потом семья переехала в Болгарию.

      Андропов обернулся к Трапакову.

      – Спросите его что-нибудь на турецком. Я хочу посмотреть на его дикцию, динамику речи и манеру себя держать.

      – Где вы будете жить в Турции? – спросил Трапаков.

      – В Измире живет мой второй дядя. После смерти отца мы жили с матерью на ее родине, в Бургасе. Теперь я собираюсь вернуться в Измир.

      Трапаков посмотрел на Андропова. Тот кивнул и уже на русском спросил:

      – Вам все объяснили?

      – Все, товарищ генерал.

      – Вы едете не на один год и не на два. Возможно, лучшие годы вашей жизни пройдут там, за рубежом. Это очень нелегко, но так нужно. Когда вам будет особенно трудно, всегда помните, что у вас есть Родина, во имя которой вы и делаете свою работу. Мы всегда будем помнить о вас. Что бы там ни произошло. Ведь вам, кажется, нет еще тридцати лет?

      Андропов прочел его досье перед приездом на дачу. Память у него действительно была отменная.

      – Да, товарищ генерал.

      – Есть какие-нибудь просьбы, пожелания?

      – Нет, товарищ генерал.

      Председатель заметил на столе смешного медвежонка. Он почему-то взял в руки игрушку, помял ее и, положив на стол, тихо уточнил:

      – Это по вашей легенде?

      – Любимая игрушка моего персонажа. Она с ним была еще в Филадельфии. Ее подарил дядя, – объяснил Кемаль.

      – Симпатичное существо, – без улыбки сказал Председатель. Андропов смотрел ему в глаза, словно спрашивая, сумеет ли он, выдержит ли. И вдруг спросил: – А песни какие вы любите?

      – Песни? – На мгновение он запнулся и быстро нашелся: – Разные, товарищ генерал. И наши, и не наши. Но по легенде я должен любить и американские, и турецкие, и даже болгарские.

      Крючков хмуро смотрел на него. Ему, аскетичному и немногословному человеку, не нравилась излишняя разговорчивость его агента. И даже невыбритая правая щека раздражала его, словно в этом была доля личной вины и самого Крючкова.

      Андропов