Он спас Сталина. Анатолий Терещенко

а в стойле скотина стоит, как правило, привязанная. Привяжут колхозами и селянина – налыгачи найдутся…

      – Поеду, наверное, поступать в техникум.

      – В какой?

      – В землеустроительный, в Днепропетровск. Там же наши хлопцы есть, уже двое учатся. Хвалят профессию!

      – Ну что же, нормальная специальность – хоть с землей, но не пыльной.

      – Я тоже так думаю…

      На семейном совете так и решили отец и сын.

      А в селе Котовка появление колхоза вызвало конфликты, неразбериху, отстаивание права на свою собственность. Никто не хотел отдавать в колхоз земельные нарезы, скотину и инвентарь. Селяне к данному вопросу подходили со своей мелкобуржуазной меркой, особенно это касалось отдачи зерна в чужие руки. Трехлетняя битва в ходе хлебозаготовок обнажила проблемы не с кулаком, а с середняком-«подкулачником». Более того, против коллективизации выступили духовные отцы: православные и даже мусульмане.

      Однажды Николай был свидетелем, как к соседу Никанору пришли державные люди и стали громко ругаться с хозяином двора.

      – Не отдам, – кричал Никанор. – Ни за что не отдам свою лошадку. Она моя выручалочка-кормилица. На ней и дровишки вожу, и сенцо для коровки. Без нее я погибну и погублю всю семью. Что вы, ироды, делаете?

      – Мы протокол составим! – кричал весь раскрасневшийся от волнения милиционер.

      – Составляйте, а коня вам не отдам, хоть стреляйте, – ярился Никанор.

      А когда потребовали вывести из сарая и корову, сосед забежал в сарай и мигом выскочил с острозаточенными и поблескивающими на солнце вилами.

      – Заколю, попробуйте только троньте Зорьку.

      Потоптались чиновники по двору со щупами – искали закопанное «в припряте» зерно – и покинули его пораженцами, понимая, что неистовство коллективизации все равно сломает Никанора и ему подобных не сегодня, так завтра непременно. Когда комиссия покидала двор, Никанор им вслед закричал:

      – В колхоз вступлю, но с пустыми руками!

      Прошло почти полгода, и власти стали отмечать массовый забой скота. В августе-сентябре он приобрел немыслимый размах. Селяне резали коров, свиней, телят и даже лошадей. За неделю Никанор заколол двух поросят и обратился к Григорию Кравченко с просьбой «забрать жизнь у Тумана» – любимого жеребчика.

      – Гриша, сам не смогу я это действо совершить. Ты с Мы-колой уж подсоби, а я потом подключусь. Ты завтра не выходной?

      – Свободным я буду только послезавтра, – ответил Григорий.

      – Скорей бы закончить задуманное, иначе ведь заберут до табуна, – размышлял Никанор.

      Коня все-таки силой забрали в колхоз, а вот корову он успел зарезать. Николай видел, как выводили на убой Зорьку. Прослезился совсем не малость – он рыдал по-бабьи глубоко, голося и причитая.

      Виновато взглянув на кормилицу, он обратил почему-то внимание на потухшие, безразличные синие, как сливы, глаза коровы…

      «Наверное, она чувствовала