Божий мир (сборник). Александр Донских

было выскочить, вылететь из груди, меня прошиб пот. Колено содрал до крови, но боли не чуял. Не мог вымолвить ни одного слова-полслова. Ольги рядом не оказалось. В доме – ти-и-и-и-хо. Я громко, но тонким жалостливым голоском позвал:

      – О-о-о-ольга.

      – Ау! Что-о-о? Где ты? – спокойно, буднично отозвалась она. В её голосе угадывалась усмешка.

      – Что там?

      – Я уронила доску. Тебя проверила. Не обижайся. Иди сюда.

      Кажется, никогда раньше и после я не испытывал столь мучительного чувства стыда, как тогда. Я желал провалиться сквозь землю, улететь в облака, – что угодно, но только не видеть бы свою коварную подружку. Хотел было убежать, скрыться, да вовремя одумался: от позора всё равно ведь не спрятаться.

      Вошёл, понурив голову, в дом. Со света в кромешной темноте совершенно ничего не видел; натолкнулся на Ольгу и нечаянно коснулся губами её холодного носа, да так, что было похоже на поцелуй.

      – А я маме скажу.

      – Что?

      – Ты меня поцеловал.

      – Ещё чего! Я её поцеловал! Хм, вот сочинила!

      – Поцеловал, – настаивала Ольга, – и даже не говори, Серёжка.

      – Не целовал. Я что, совсем, что ли?

      – Целовал.

      – Нет.

      – Да.

      – Нет!

      – Да. Да! Да!! Увидишь, скажу. Мама тебя отругает. Вот такушки!

      Мы вышли на улицу. В нас пахнул ветер тополиным пухом; у нас зачесались носы, мы одновременно чихнули и засмеялись. Увлечённо или даже деловито наступали на скопища тополиного пуха, поднимая его вверх, стараясь, чтобы он выше, намного выше взвеялся, ещё и ещё чихали и кашляли. А в небесах над нами во взъерошенных ветром облаках барахталось брызжущее радужным светом солнце.

      – Не целовал, – продолжал я играть роль упрямца.

      – Целовал.

      – Скажешь?

      – Скажу.

      – Хочешь, Ольга, отдам тебе калейдоскоп? Но – молчи.

      – Не-ка.

      – Что же хочешь?

      – Ничего.

      – Скажи – что? Не упрямься!

      – Ни-че-го! Вот такушки.

      – Так не бывает.

      – Ладно, – наконец согласилась она, пальцем мазнув мне по носу, – не скажу. Но-о, ты-ы, до-о-лжен признаться мне, что по-це-ло-вал.

      – Не целовал!

      – Как хочешь. Скажу.

      – Ладно, ладно. Целовал.

      Она победоносно, но милостиво улыбнулась. «А что, если по-правдашнему чмокну?» – азартно подумал я, недоверчиво, однако, прищуриваясь на Ольгу. Потянулся, посклонился к ней туловищем. Эх, нет! Всё же не отважиться мне! Снова принялись за пух. И начихались и накашлялись мы до такого состояния, что явились домой с красными воспалёнными глазами, будто наревелись. Мама и сёстры – расспрашивать меня да уже чуть не утешать, а я, как дурачок, хихикаю и молчу.

      9. Игры, игры, игры…

      Мы играли в семью; девочки представляли из себя жён-хозяек, а мы, мальчишки, – мужей-охотников. Разбились на три пары: Ольга и я, Настя и Арап, Лена и Олега.

      Арап приволок с охоты здоровенную корягу, которую