Любовь глазами Евы. Ева Единственная

нтеллектуальной издательской системе Ridero

      «Мои бабочки в алтаре.»

      Мои Бабочки в алтаре,

      Бьют стекло полетев на свет.

      Замерзают, как в сентябре

      Оставляя лишь крыльев след.

      Мои бабочки так хрупки

      И напрасны попытки жить…

      На перчатке с моей руки

      Я устала их хоронить.

      Оживляя, пуская в синь

      Вновь попытка, они взлетят

      Прошепчу им во след «Аминь!»

      Только миг и они горят…

      Пеплом падают на ладонь,

      Безнадёжны и не живут.

      Мотыльками летят в огонь

      Хоть и знают, что все умрут!

      «Быть может я ревную к февралю.»

      Рассыпались чернила по стеклу.

      Намокли перья и измята скатерть.

      Я кажется в клубок не соберу

      Февральский дождь и истину распятий

      Скажите февралю, что не сезон

      Что Вы его дождям не рады…!

      Ему не место здесь и не резон,

      Вы не его надежда и отрада.

      Быть может я ревную к февралю,

      Снимая с век затертую усталость.

      И что с того, что Вас боготворю?

      Кто знает, как немного нам осталось!

      Очарованья дней на перечет.

      Пусть так, никто нам судья!

      Вы чей-то нечет, я же чей-то счет,

      Неважно! Важно, что люблю Вас… я!

      «Моя Галатея.»

      Это будет иная Любовь,

      Откровения моя Галатея!

      В ней вся горечь не сказанных слов

      И признания кинжала острее!

      Каждый вздох – кислорода глоток,

      Мне о ней небеса рассказали.

      На закате начертанных строк,

      Мне подарком Тебя обещали.

      Это будет багрянец и ночь

      Алый бархат кулис мизансцены.

      Ты Эллады внебрачная дочь,

      Я твой холод в восторженных венах.

      Это будет не таинство. Нет!

      На костре не венчают блаженных

      Это будет молитва от бед.

      Нет, не признанных, благословенных.

      «А знаешь, ещё обязательно будет апрель.»

      А знаешь, ещё обязательно будет апрель,

      И я увезу тебя в теплую синь океана.

      Над городом нежной мелодией тихо капель,

      Сыграет Шопена по нотам и без фортепьяно.

      И я покажу тебе томный багряный закат,

      Соленый вкус моря и брызги развеются скоро.

      И парусник наших надежд – «утонувший фрегат»

      Возникнет по тонкому краю слепящего синью простора.

      И станем близки через тысячи дней и ночей,

      У нашего бриза с тобою почти, что как раньше.

      И я разгляжу в тихом омуте милых, до боли очей

      Тебя… и без примеси так надоедливой фальши.

      «Давай сбежим туда, где вечер тих.»

      Давай сбежим туда, где вечер тих

      И чайки в глади вод ласкаю дюны.

      Туда, где на листе последний штрих

      Тебя запомнил ветреной юной.

      О неба высь – улыбчивая синь,

      Пусть нас уносит ветрами простора

      Как росчерком пера, молитвами «аминь»,

      Поющего многоголосия минора.

      Под звук прибоя, растворимся там

      И каплей на песке с тобой беспечно,

      Не отдадим любовь бушующим волнам,

      Запечатлев мы сохраним её навечно.

      «Приходи, у меня есть чай»

      Приходи, у меня есть чай,

      Травы с запахом прошлого лета.

      В нем прощальная «Не скучай»!

      Грусть с оттенком вишневого цвета.

      Нежный шелест, твои слова

      И улыбка замысловата.

      Эта осень была права,

      Но не правде я тоже рада.

      Приходи, мне не важен час,

      Пусть под вечер, в шальное утро!

      Мне бы только – тебя и нас…

      В тонкой рамке под перламутром.

      Хрупкий памятный «фотошоп.»

      Я его под стекло, на стену.

      И когда бы ты не пришел,

      Наше. «Мы!.»,

      На себя надену.

      Пусть все в точности, как тогда

      С поцелуем разбилась чашка.

      И твой