Оружейник. Приговор судьи. Олег Шовкуненко

сделаю… – он стал беспомощно шарить руками по рваной сидушке.

      – Держи, – пришлось самолично отыскать привязные ремни и сунуть их в руки милиционера.

      Кроме этих, неведомо как и почему изменившихся глаз, других метаморфоз я в Анатолии не заметил, ни во внешности, ни в поведении, а потому от души как-то сразу отлегло. Глаза это мелочь, глаза это еще ничего не значит. Может, перепад давления или еще что… Потом, глядишь, все и пройдет, нормализуется. Я ведь верю… неизвестно почему верю в этого гребанного старого мента.

      За бортом вдруг неожиданно потемнело, резко потемнело, и это сразу привлекло мое внимание. Что за новый цирк-зоопарк такой? Куда ж это мы опять вляпались?

      В действительности все оказалось не так страшно. Просто наша вертушка уже заходила на посадку, и поток воздуха от винта поднял целый смерч мелкой черной пыли, которая устилала всю округу. В условиях пониженной гравитации это было очень легко, а вот осадить ее…

      Словно прочитав мои мысли, Костя Соколовский отстегнул привязные ремни и метнулся к открытой наружной двери. Капитан задрал ствол «Утеса» и быстро втянул пулемет внутрь пассажирской кабины. После этого спецназовец ловко и сноровисто задвинул дверную панель.

      – Спасибо, Костя! – Ипатич благодарно закивал своей седой головой.

      – Без проблем, – капитан вернулся на свое место.

      – А она герметичная? – Серебрянцев поинтересовался уже у всех присутствующих.

      – По крайней мере пыль точно не пропустит, – обнадежил его капитан. – Я в Средней Азии песчаную бурю внутри такой же вертушки пережидал. Так что в курсе вопроса.

      За время этого в принципе короткого разговора вертолет резко снизился. Конечно, сквозь иллюминаторы ничего видно не было, но я чувствовал это каким-то внутренним чутьем. И еще я понимал: наш пилот тоже ничего не видит, а значит, посадка может оказаться весьма и весьма жесткой.

      – Всем держаться! Крепко! – я успел выкрикнуть лишь это, и тут же, буквально тут же последовал удар, хорошенько перетряхнувший все наши внутренности.

      Когда гул двигателей уже заметно стих, открылась дверь пилотской кабины, и из нее показался взмыленный Загребельный.

      – Фух, ну и посадочка была! – выдохнул он. – А ведь спокойно могли и гробануться, если бы не Сергеич.

      – Почему мотыляло так? – я потер ушибленный локоть.

      – Не предназначена наша машина для полета в таких условиях, – глубокомысленно протянул подполковник ФСБ.

      Только Андрюха это произнес, как из кабины вышел пилот. Видок у Летяева был такой же, как и у Лешего: тяжелое дыхание, хмурое лицо, растрепанные, приклеившиеся к потному лбу волосы.

      – Чёрти что, никогда не видел такого… – Сергеич вытер пот манжетой своей летной куртки. – Вдруг словно винт перестал нести, да еще и ветер в добавку. Говорил же, это не туман, а ураган прямо какой-то.

      – Что-то не видать урагана, – я повернул голову и поглядел в иллюминатор, за которым медленно и плавно оседали