Виза на смерть. Мария Шкатулова

нее смотрели либо с завистью, либо с презрением: «А-а, номенклатура, все ясно…» Ей хотелось крикнуть: «Что – ясно? Что вам может быть ясно, если вы не живете в доме, где вас никто не понимает? У меня, конечно, есть шмотки, и видюшник, и даже компьютер, но у меня нет главного – ни любви, ни свободы, ни нормального общения». Но стоило ей начать что-нибудь объяснять, как в ответ ей раздавалось: «Ладно, не выпендривайся…»

      С тех пор она стала скрывать от сверстников, кто ее родители, и тогда в Таллине Женя Белоус был первым человеком, который понял ее.

      – Понимаешь, мой отец, наверное, неплохой человек, – говорила она. – Он не украдет, не ударит женщину, не обидит ребенка. Но он, он… не знаю, как объяснить… Он как машина… как хорошо отлаженный механизм… как передовица «Правды»… Как-то на лекции, которую его попросили прочитать в доме отдыха, он должен был рассказать о Швеции, где он был послом. Так он вместо того, чтобы сказать какие-то человеческие слова, вначале долго вещал о внешней политике партии и правительства, а потом так расписал Стокгольм, что если у кого из присутствующих и было желание когда-нибудь туда смотаться на досуге, то после этого оно уж точно пропало. Он даже не постеснялся сказать, что это город контрастов. – И мрачно добавила: – Если, конечно, кто-нибудь ему поверил…

      – Что ты хочешь? Он же чиновник…

      Женя горько усмехнулась.

      – Если бы еще он был чиновником только на работе!.. Но он такой и дома. С ним же невозможно говорить. Стоит сказать что-нибудь, что на пять градусов отклоняется от линии партии, – все, хоть святых выноси…

      – Да-а… А братья-сестры у тебя есть?

      – Есть брат, – уныло ответила Женя, – но с ним еще хуже…

      – Как это?

      – Он такой же, как отец. И потом, он старше меня на восемнадцать лет.

      – Ого!

      – Ну да… И предки у меня старые… Я, что называется, поздний ребенок.

      – А твой брат кто?

      Женя махнула рукой.

      – Да… тоже в МИДе работает.

      – Понятно, – усмехнулся Белоус, – рабочая династия? Действительно – как в газете…

      – Тебе хорошо – у тебя такие родители… А я как подумаю, что надо возвращаться в Москву… брр! У нас в доме как в склепе. Отец мрачный, не разговаривает.

      Мать ходит на цыпочках, боится его потревожить. В квартире тихо – ни музыки, ни голосов. Даже собаки нет. Как будто покойник в доме… Знаешь, какая у меня любимая песня? Помнишь, Чайфы поют: «Есть еще здесь хоть кто-то, кроме меня?..»

      – А почему у вас так?

      – Отец, видишь ли, переживает за судьбу страны – он всегда переживает за что-нибудь глобальное… за судьбу мировой революции, например… Ну и своей конторы заодно. У них же там в МИДе тоже перестройка…

      – Ну и что? Плохо, что ли?

      – Что ты в этом понимаешь? Когда Громыко на пенсию отправили, отец весь черный ходил…

      – Громыко – это кто?

      Женя посмотрела на него и расхохоталась:

      – Ну ты даешь! Тебе сколько? Семнадцать?