Космическая тетушка. Елена Хаецкая

здесь, – сказал я и полез вниз с подоконника.

      Она стремительно переместилась к окну – скакнула, как кузнечик, – и протянула мне руку, холодную, мокрую и твердую.

      – Ну и ну, – произнесла женщина, – ты кто?

      – Теода, – ответил я. – Младший сын.

      – А кто старший?

      – Гатта.

      – Новые имена, – вздохнула она. – А я – Бугго.

      – Старое имя, – заметил я, решив быть вежливым.

      Она прищурила белые глаза. Ресницы у нее тоже были белые, неестественно длинные и очень пушистые.

      – Ты завиваешь ресницы? – спросил я.

      – Да, – ответила она.

      И мы с ней отправились бродить по дому.

      Неожиданно я вспомнил, где слышал имя «Бугго».

      – Ты – моя тетя. Ты подписала рекомендацию моей няньке.

      Она резко остановилась, прямо посреди скачка, и вздернула плечо еще выше.

      – А! – выговорила она. – Ну да! Она у тебя?

      – Разумеется. В доме просто орава дармоедов.

      – Она тебе нравится?

      – Это как посмотреть, – отозвался я, не видя причин не быть вполне откровенным. – Она не может донимать меня нравоучениями – в этом ее несомненное достоинство. С другой стороны, на расправу она скора, и рука у нее тяжелая.

      Услышанное ужасно развеселило Бугго, хотя не понимаю, что смешного было в том, что я сказал. Она мелко затряслась в безмолвном хохоте, а затем, поуспокоившись, изъявила желание повидаться с моей нянькой.

      – Нет ничего проще.

      И я свистнул. Дом вобрал в себя этот звук, некоторое время изучал его, а затем направил ровнехонько в то самое место, для которого он и предназначался: в ухо няньки, спавшей в передней моей комнаты с тарелкой на животе, где дремал в ожидании своей участи большой кусок вишневого пирога. Услыхав свист, нянька мгновенно пробудилась, быстро схватила пирог, сунула его в пасть и так, жуя, поспешила на зов барчонка.

      Бугго и я увидели ее в конце галереи, где мы стояли, рассматривая гобелен с вытканной на нем картой Эльбеи. Бугго водила по нему пальцами, показывая, где побывала и каким путем добиралась до дома. Завидев няньку, Бугго сунула руки за пояс и косо откинула голову, а нянька испустила медвежье мычание и поскакала ей навстречу. Миг спустя они обнимались и плакали, причем нянька целовала Бугго руки и плечи, а та щелкала ее по макушке и сильно фыркала носом.

      Затем, привлеченный суетливым шарканьем и новыми звуками, явно несущими в себе волнение, в галерею вышел и мой отец. Он остановился между картиной «Смерть Гнеты, убийцы Макетона», написанной в стиле «выспреннего правдоподобия» (любимый стиль дедушки, которому нравится, чтобы все было однозначно), и статуей «Прекрасная Астианакс», изваянной в духе «нового формализма», вследствие чего формы прекрасной Астианакс, которых было куда больше, чем следовало бы анатомически, размещались на ее теле в самых неожиданных местах. Мне эта статуя всегда представлялась древесным столбом, по которому ползают жирные улитки. Искусство