Ибица навсегда. Жанна Лебедева

угал звук взрыва, раздавшегося на лестнице, и оранжевый дым, наползающий густо из-под хлипкой офисной двери.

      Коллега Оля удивленно вскинула брови, она работала с нами недавно и еще не привыкла к местным забавам.

      Через пять минут к нам заглянул Юрий Джанович и заговорщицки подмигнул.

      – Кукла-Л? – поинтересовалась я.

      Кукла-Л, если кто не знает, это охранный датчик, изготовленный в виде пачки денег, который, срабатывая, разбрызгивает краску, взрывает дымовую шашку или творит прочие веселые вещи с тем, кто неосторожно к нему притронется. Зачастую используется работниками банков и инкассаторами, эти ребята кладут его к настоящим деньгам, и тогда, в случае ограбления, несчастного вора ожидает весьма неприятный сюрприз.

      – Сегодня же день зарплаты у казначейства, – довольно потер руки начальник, – подумали, небось, хапуги, что бухгалтер им деньги нес и по дороге пачку посеял.

      Мы дружно посмеялись над незадачливыми казначеями, нашими несчастными соседями с верхних этажей девятиэтажной «башни Мордора» – офисного здания еще советских допотопных времен. Когда общее веселье закончилось, настало время для Той Самой реплики, которую я готовилась сказать уже неделю:

      – Юрий Джанович, можно мне в отпуск? – спросила я робко, но, в то же время, уверенно, ибо ничто уже не могло меня остановить в моем намерении.

      По-видимому, Юрий Джанович и сам понимал неотвратимость моего решения и поэтому возражать не стал…

      Все мои деньги и силы тогда уходили на клубы. Клубы были моей жизнью. Однако, в родном городе я их не посещала. Я вообще старалась не посещать их до того, как получила инъекцию клубной лихорадки, впервые оказавшись за границей. До этого момента я испытывала к клубам лютую ненависть, и, пожалуй, не зря.

      Задыхающиеся от провинциального пафоса заведения родной Твери, с их сумбурным дресс-кодом и хаотичным фейс-контролем, как антихрист, умело выдающий себя за Христа, и ужасно на него похожий, а потому с легкостью дурящий голову обывателям, являлись противоположностью клубам заграничным в том самом, библейском смысле слова.

      Мне там не находилось места никогда. Меня тошнило от золотой молодежи, автозагарно-розового гламурья, хищных выхоленных искательниц чужих денег и унылых наркоманов, искренне считающих, что без колес веселья нет… Добавить к этому мое школьное ботанство и постоянные финансовые трудности, так по всему выходило, что для местной клубной жизни я не подхожу.

      Моя жизнь изменилась с посещением «Карлов Лазне», что в Праге. Тогда, ночью, уставшая от экскурсий, я нехотя поддалась на уговоры Натки и отправилась в самое тусовочное место чешской столицы. Чудеса начались у входа, когда шкафообразный охранник улыбнулся мне, как старой подруге, и даже не стал контролировать мой фейс, как я того ожидала…

      А потом… Потом я увидела то, что изменило мое сознание навсегда. Я увидела Единство Танцующих. Я стала его частью, влилась в него и познала изнутри. Это состояние трудно передать словами, это экстаз, эйфория, когда тысячи людей вдруг становятся единым целым, и дышат, и танцуют, и живут в едином ритме. Первобытное равенство и братство, когда «я» превращается в «мы» на одну долгую ночь…

      Та ночь стала для меня таинством посвящения в это клубное братство. После я уже четко могла отличить клубы истинные от антиклубов…

      Самым главным в клубной жизни для меня стал Танец. Танец был единственной причиной посещения клуба, все остальное отходило на второй план и становилось табу. Танец должен был быть искренним и честным, танцем ради танца, и иным путем познать Единство Танцующих было невозможно. Этот уникальный феномен абсолютного равенства между теми, кто приехал на Порше и, как я, пришел пешком, между теми, кто покупал себе в баре Кристалл и теми кто, как я, пил воду из-под крана в туалете, теми, кто одевался в Гучи и теми, кто, как я, рядился в обноски из секонд-хенда. Танец сметал все социальные преграды. Танец был превыше всего. Танец являлся единственной ценностью и единственной правдой, и право на него имел каждый, кто начинал танцевать.

      Познав Танец, я уже не могла существовать спокойно. Каждый год я копила деньги на то, чтобы отправиться за границу и совершить там свой клубный ритуал. Моя зарплата со скрипом дотягивала до десятки, что для провинции было нормой, а москвичу показалось бы смешным. При этом я методом строжайшей экономии умудрялась за полгода накопить себе на поездку. Мой метод был прост – на работу пешком, в буфете – чай без всего, одежда не дороже трехсот рублей. Вот так.

      Ибица оказалась самым дорогим вложением и самым долгожданным. И последним, вернее финальным, заключительным. После Праги я побывала во множестве веселых мест, но именно там, в Праге я дала себе слово, что не остановлюсь до тех пор, пока не побываю на Ибице.

      Я долго ждала этого, долго к этому шла. И вот, наконец, моя мечта должна была исполниться. Со штукой евро в нагрудном кармане джинсовки я проспала три часа на переднем сиденье рейсового автобуса Тверь-Москва… Я прибыла в столицу, где меня уже встречала взволнованная Натка. Подруга. Оказалось, что наш сработанный дуэт будет разбавлен кем-то третьим. И этим третьим