Петербургский панегирик ХVIII века. Риккардо Николози

– в состоянии, хотя и противопоставляемом состоянию «болотистости», но в равной мере не создающем условий для человеческой жизни:

      Возведен его рукою,

      От Нептуновых свирепств,

      Град, убежище к покою,

      Безопасный бурных бедств.

[Сумароков б. г. в: 4][77]

      Представление субстанции хаоса в виде Праокеана, из которого вычленяется космос в виде суши, весьма распространено в космогонических мифах[78]. Так, в вавилонском эпосе о сотворении мира «Энума элиш» бог Мардук убивает «Мать бездны» соленую воду Тиамат и создает мир из ее рассеченного тела. Отождествление (женской) природы хаоса с первоначальными водами происходит и в Книге Бытия, где Праокеан получает имя «техом» (греч. бфиааос;, лат. Abyssus, рус. бездна). Правда, здесь Праокеан не уничтожается, а побеждается: подчиненный власти Бога, он становится орудием его гнева[79].

      Сумароков чаще, чем другие поэты, обращался к картинам водного хаоса, которые он явно предпочитал образу первозданного болота:

      На грозный вал поставив ногу,

      Пошел меж шумных водных недр

      И, положив в морях дорогу,

      Во область взял валы и ветр,

      Простер премудрую зеницу

      И на водах свою десницу,

      Подвигнул страхом глубину,

      Пучина власть его познала,

      И вся земля вострепетала,

      Тритоны вспели песнь ему.

[Сумароков 1743: 62]

      В этой строфе изображается космогонический акт, посредством которого демиург, явно отсылающий к библейскому тексту, покоряет первобытную стихию, состоящую из бушующей, угрожающей, бездонной водной массы («грозный вал»; «шумные водные недра»; «пучина»). Несмотря на отсутствие упоминания об основании города, здесь различима аллегорическая связь с историческими обстоятельствами, предшествовавшими основанию Петербурга: вытеснение шведов из дельты Невы. Праокеан предстает аллегорией побежденных врагов, признающих власть Петра и подчиняющихся ему («Пучина власть его познала»; «Тритоны вспели песнь ему»)[80].

      В позднем панегирике появляется другая форма изображения предгородского хронотопа, в которой акцент смещается на «холод»:

      Петром основанный, преславный ныне град,

      Где прежде царствовал единый только хлад.

[Богданович 1773: 43]

      Леса, где царствовал лишь хлад,

      Где страх и ужас обитали,

      Отягчены плодами стали,

      Преобращась в веселый сад.

(Аноним 1785, цит. по [Boele 1996: 29])

      Места безплодны, хладны, мертвы.

[Селявин 1803, 3]

      Здесь говорится прежде всего о наступательном освоении Севера, о превращении враждебных человеку земель в райский сад. По замечанию Буле, Петербург часто предстает в панегирике как северный Эдем, не подразумевающий никаких ассоциаций с географическими условиями реального Севера [Boele 1996: 28ff.].

      Благодаря демиургическому акту Петра I[81] нерасчлененная, бесформенная материя обретает форму, порядок, свет. Вода и земля отделяются друг от друга: на суше поднимается «твердый» город, то есть из болотистой, рассеянной горизонтальности образуется упорядоченная, плотная вертикальность.

77

Дата написания «Оды на победу Государя Императора Петра Великого», из которой взята цитата, точно неизвестна. Первая публикация оды относится к 1755 г. Цитируемая мной версия восходит к 70-м гг. XVIII в. В сравнении с предыдущей версией, она содержит некоторые изменения, цель которых, прежде всего, – добиться более явственных отличий от стиля Ломоносова. Третья строфа, например, в других версиях полностью отсутствует, и не случайно она является примером приема «семантической эквиваленции», типичного для Сумарокова и его школы (см. об этом: [Klein, Zivov 1987: 244–257]).

78

См.: [Мелетинский 1976: 206].

79

См.: [Bohme, Bohme 1996: 37–38].

80

См. [Boele 1996: 216]: «This entirely destructive role of the Swedes corresponds to the actorial function of the chaotic forces that feature in any cosmogonic myth».

81

О Петре I как демиурге см.: [Kрыстевa 1992].