Ремесло государя. О`Санчес

фрейлинам:

      – Ты пообещала!

      Все шесть фрейлин, в это утро дежурившее при Ее Величестве, окружили повелительницу и радостно зачирикали, предвкушая зрелище:

      – Да, да, да! Мы все слышали, Ваше Величество! Вы обещали его Высочеству!

      Государыня промокнула веселые глаза платком, взятым с подноса, и высморкалась в него же.

      – О, боги! Одни дети меня окружают. Все бы вам порхать, да пустяками веселиться, да на глупые выдумки смотреть… Кхора? Я уж и забыла, как сие делается…

      – Ничего ты не забыла! Покажи, матушка. Прикажешь эту сторону очистить?

      – Нет, вон ту, она сплошная. Хорошо, я попробую. Всем отойти от этой вот стены.

      Слуги проворно сдвинули мебель, стоящую вдоль западной стены покоев, сняли гобелен, закрыли двери, приладили оконные вставни и поверх задернули оконные занавеси… Огромную комнату теперь освещали только два трехсвечника, лампада в честь богини Луны и красноватые всполохи из камина (государыня даже летом любила, чтобы в ее покоях трепетало живое тепло огня). Все было готово.

      Императрица сама, не позволяя фрейлинам прикоснуться к себе, выбралась из кресел, ловко вытащила откуда-то из рукава коротенькую, в поллоктя, круглую черную палочку и звонко откашлялась.

      – Тругардша лас… лас… Ой, забыла, как это…

      – Лассчреда, – подсказал из-за спины принц.

      – Не сбивай меня, друг мой, я сама вспомню! Тругардша, лассчреда, вирилини…

      Императрица очерчивала палочкой по темному воздуху неровные спирали и круги, левою же рукой словно подталкивала, уминала перед собою внезапно заискрившееся пространство, слова заклятья шли ровно, громко и уже безо всяких запинок.

      Мерцающий воздух в середине колдуемого места постепенно сгущался, пока не приобрел очертания, поначалу зыбкие, но чем дальше, тем все более четкие…

      Токугари, уже напрочь забыв, что просьба к матушке была не более чем военная хитрость, придуманная, дабы замести следы своих замыслов и подозрений, стоял как в детстве, прикусив губу и сжав кулаки: вновь он был маленьким мальчиком, которому добрейшая матушка показывает волшебное представление, а детское сердце колотится в маленькой груди, доверху наполненное светом, трепетом и восторгом.

      В воздухе, стоя на задних лапах в двух локтях над полом, замер огненный зверек, в котором все присутствующие безошибочно узнали обычную амбарную шнырялу, кхора, только ростом этот кхор был со взрослого человека, и шкура у него была не серая, а темно-вишневая…

      Кхор был неподвижен – и вдруг повернул голову, в упор посмотрев на фрейлину Кусони Баринга. Пасть кхора медленно приоткрылась и наружу выскочили клыки, острые, длинные, у настоящих кхоров таких никогда не бывало, ибо их добыча – мелкий съедобный мусор, в основном растительного происхождения, а тут… Кхор, продолжая пожирать девушку взглядом, шагнул к ней – Кусони испуганно взвизгнула и попятилась! Кхор сделал еще один шажок и вдруг выбросил в сторону трапезного стола левую переднюю лапу, которая внезапно стала очень длинной и когтистой.