Сотников. Василь Быков

тон, ему уже были знакомы эти наивные повадки деревенских теток, разжалобить его было трудно. Теперь он изучал обстановку на дворе – увидел раскрытые ворота в сарай и заглянул в его глухой, полный навозного запаха мрак.

      – Что, пусто?

      – Пусто, – упавшим голосом подтвердила женщина, не отходя от топора. – Забрали все чисто.

      – Кто забрал?

      – Ну, известно кто. Как у красноармейской матери. Чтоб им подавиться, иродам!

      Тут Рыбак с мимолетным сочувствием взглянул на женщину – если та перешла на проклятия, значит не врет, можно верить. И он про себя недовольно хмыкнул, поняв, что и здесь, наверно, ничего не выйдет, – не до нитки же обирать ее, и без того обобранную немцами. Придется искать дальше.

      Сотников, ссутулясь, уныло ожидал под стеной, и Рыбак шагнул к женщине.

      – Что, не расколешь?

      Тетка догадалась, что он поможет, и, заметно обрадовавшись, как-то сразу сбросила с себя пугливую настороженность.

      – Да вот, лихо на него, вбила – не выдеру. С вечера бьюсь, ни туда ни сюда.

      – А ну дай!

      Рыбак закинул за спину карабин и обеими руками взялся за гладкое сухое топорище. Хакнув, сильно ударил поленом о колоду, потом еще. Ударял метко, с удовольствием, ощущая силу в руках и привычную с детства сноровку, когда так же вот зимними вечерами колол на утро дрова. Пилить не любил, а колоть всегда был готов с охотой, находя как бы извечное удовлетворение в этой трудной, не лишенной мужского удальства работе.

      На четвертом ударе трещина криво обежала сук, и полено развалилось надвое. Он расколол еще и половинки.

      – От спасибо, сынок. Дай тебе бог здоровьичка, – без тени недавней скованности благодарила тетка.

      – Спасибом не отделаешься, мать. Продукты имеются?

      – Продукты? А какие продукты? Бульбочка есть. Мелкая, правда. Если что, заходите, сварю затирки.

      – Это что! Нам с собой надо. Скотину какую.

      – Э, скотину. Где ее взять теперь…

      – А там кто живет? – Рыбак показал рукой через огород, где за островерхим тыном белела снежная крыша соседней постройки. Кажется, там топили: ветер заносил во двор запах дыма и чего-то съестного.

      – А Пётра Качан. Он теперь старостой тут, – простодушно сообщила тетка.

      – Да? Здешний староста? Ты слышишь? – Рыбак повернулся к Сотникову, который, прислонясь к бревну, терпеливо стоял под стеной.

      – Ну. Поставили старостой.

      – Сволочь, да?

      – А не сказать. Свой человек, тутошний.

      Рыбак, помедлив, решил:

      – Ладно, пошли к старосте. Он-то уж, наверно, побогаче тебя.

      Они не стали искать стежку, подлезли под жердь в изгороди, перешли засыпанный золой и картофельной кожурой огород и через дыру в старом тыне пролезли во двор старосты.

      Тут порядка было побольше, чем на соседнем дворе, во всем чувствовалась заботливая рука хозяина. С трех сторон двор обступали постройки: изба, сарай, легкий навес; у крыльца стояли сани с остатками сена в розвальнях – верное свидетельство того, что хозяин находится