Карьер. Василь Быков

саквояж, позвякивая инструментами, достала большие ножницы. Он принялся развязывать свою повязку, но докторша, ловко поддев ее, разрезала пополам и брезгливо отбросила в сторону.

      – Да-а, картинка!

      – Картинка, – согласился Агеев. – И, знаете, черви!

      Он думал, что это его сообщение удивит или даже встревожит докторшу, однако на полном нахмуренном лице ее с темными усиками над верхней губой не дрогнула ни одна жилка, видно, ее занимало другое.

      – Червячки – это ерунда! – сказала она, несколько раз ковырнув рану длинным пинцетом. – Червячки – это даже неплохо.

      «Что же может быть хуже?» – раздраженно подумал Агеев.

      – Но, знаете, я испугался…

      – Не надо пугаться. В жизни вообще вредно пугаться. В войну тем более. Вот так, молодой человек!

      – Это конечно.

      – Вот именно. Осколок? – она снова, испытующе посмотрела ему в глаза.

      – Осколок.

      – Это похуже. Придется рассечь.

      – Что рассечь? – не понял Агеев.

      – Рану, конечно. Барановская! – хриплым баском позвала докторша, обернувшись к двери.

      Молча зайдя в сарайчик, хозяйка поставила наземь чугунок с водой, положила на ящик чистое полотенце и отступила к двери, спрятав под темный передник маленькие сухие руки. Евсеевна отерла полотенцем вокруг раны, Агеев слегка поморщился – прикосновение ее руки отозвалось ощутимой болью.

      – А ну ляг и отвернись, – приказала докторша. – Нечего смотреть, не маленький.

      Он вытянулся на топчане, слегка отвернув голову, вперив взгляд в щелястую стену. Евсеевна готовилась к операции – остро запахло лекарством, нашатырем, звякнули металлические инструменты в саквояже.

      – Сейчас мы таво… Это дело простое. Не успеешь почувствовать…

      Острая боль в ране до кости пронизала ногу, Агеев дернулся, скрипнул зубами.

      – Что, больно? – недовольно оборвала его стон Евсеевна. – Не ври! Это не больно. Это ерунда, комариный укус.

      Он снова дернулся от такой же пронизывающей боли, но удержал себя, чтобы не застонать, закусил губу.

      – Так, так… это ерунда… Да, тут набралось… Почистить надо. Так, это туда, это сюда… – приговаривала Евсеевна, ковыряясь в ране, и Агеев собрал в себе все силы, чтобы стерпеть без стона. Больно было зверски, всю ногу до кончиков пальцев резала глубинная боль, но, кажется, он стерпел. – Во-о-о-от! – довольно протянула докторша. – А теперь будет немножко того… Вроде комариного укуса будет. Может, чуть-чуть больше.

      Не сразу сообразив, что она имеет в виду, Агеев на секунду расслабился, и в тот же момент резкий болевой удар мощно отдался во всем теле. В глазах у него померкло, он напрягся, обеими руками вцепившись в края топчана, словно боясь сорваться с него. И новый удар повторил прежний, потом что-то в ноге потянулось, напряглось и вдруг разом высвободилось.

      – Вот, полюбуйся, какая железяка!..

      Весь в холодном поту, Агеев приподнял голову – Евсеевна в кончике пинцета держала перед ним небольшой продолговатый осколок с зазубренными краями.

      – Хорошо, что кость не задел. Еще бы на сантиметр – и