Журавлиный крик. Василь Быков

фоне стоял обнаженный, взлохмаченный человек и, глядя в сторону, хмурил брови.

      – Давид! – между тем объявил Фишер. – Знаменитая статуя Микеланджело. Вспоминаете?

      Но Карпенко ничего не вспоминал. Он еще заглянул в книжку, окинул недоверчивым взглядом Фишера и сделал шаг вперед. Нужно было спешить, чтобы засветло выбрать место для ночного дозора, и старшина торопливо зашагал дальше. А Фишер озабоченно вздохнул, расстегнул противогазную сумку и бережно положил туда книгу рядом с куском хлеба, старым «Огоньком» и патронами. Затем, как-то сразу повеселев, уже не отставая, пошел за старшиной.

      – Вы что, взаправду ученый? – почему-то насторожившись, спросил Карпенко.

      – Ну, ученый – это, может, чересчур громкое определение для меня. Я только кандидат искусствоведения.

      Карпенко немного помолчал, стараясь понять что-то, а потом сдержанно, словно опасаясь выявить свою заинтересованность, спросил:

      – Это что? По картинам спец или как?

      – И по картинам, но, главным образом, по скульптуре эпохи Возрождения. В частности, специализировался по итальянской скульптуре.

      Они поднялись на пригорок, из-за которого открылись новые, уже затуманенные вечером дали – поле, ложбина, покрытая кустарником, далекий ельник, впереди у дороги – соломенные крыши деревни. Рядом, у канавы, качая на ветру тонкими ветвями, жалобно шелестели порыжелой листвой березы. Они были толстые и, видно, очень старые, эти извечные сторожа дорог, с потрескавшейся, почерневшей корой, густо усыпанные шишками наростов, с вбитыми в стволы железнодорожными костылями. У берез старшина свернул с дороги, перепрыгнул заросшую бурьяном канаву и, зашуршав по стерне сапогами, направился в поле.

      – А он что, этот голый, из гипса вылеплен или как? – спросил он, сделав явную уступку невольной своей заинтересованности. Фишер сдержанно, одними губами снисходительно улыбнулся, словно ребенку, и пояснил:

      – О нет. Эта пятиметровая фигура Давида высечена из цельного куска мрамора. Вообще гипс для монументальной скульптуры в древности и во времена Ренессанса мало применялся. Это уже распространенный материал нового времени.

      Старшина снова спросил:

      – Говоришь, из мрамора? А чем же он такую глыбу высек? Машиной какой-нибудь?

      – Ну что вы? – удивился Фишер, шагая рядом с Карпенко. – Разве можно машиной? Безусловно, руками.

      – Ого! Это же сколько нужно было долбить? – в свою очередь, удивился старшина.

      – Два года, с помощниками, конечно. Нужно сказать, что в искусстве это еще небольшой срок, – помолчав, добавил Фишер. – Александр Иванов, например, работал над своим «Мессией» почти двадцать два года, француз Энгр писал «Родник» сорок лет.

      – Смотри ты! Наверно, трудно. А он кто такой, этот, что сделал Давыда?

      – Давида, – деликатно поправил Фишер. – Он итальянец, уроженец Флоренции.

      – Что – муссолинец?

      – Да нет. Он жил давно. Это знаменитый художник Возрождения. Величайший из великих.

      Они