AMERICAN’ец. Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого. Дмитрий Миропольский

был мужественным человеком, но не воином. Он мог подниматься в невероятную высь к птицам, мог нырять из поднебесья с парашютом, но с расстояния двух футов человек, захлёбывающийся кровью, вызвал у него приступ дурноты. Француз почти лишился чувств и откинулся на траву. Рядом стоял убийца, тупо разглядывая окровавленную шпагу.

      – Как же это я? – бормотал он. – Бра́тушку-то?..

      Бородатый детина отогнал коня, и теперь они с молодым дворянином боролись, держа оглоблю за концы. Оба оказались недюжинной силы, но мужик был крупнее и тяжелее, так что его противнику приходилось туго.

      – Ваше сиятельство, – всхлипывал Семён, – век буду бога молить… жизнью обязан… от смерти лютой меня…

      – Француза… француза посмотри, – отвечал князь, – живой ли?

      Сергей Лаврентьевич тоже говорил с трудом. Здоровой рукой он прижимал к груди вторую, которую до хруста выкрутил кривоглазый главарь. Семён откатил от Гарнерена смертельно раненного бандита, приподнял французу голову и заглянул в лицо.

      – Живой! – Он обернулся к князю и улыбнулся разбитыми губами.

      Молодому дворянину рывками удалось обмануть здоровенного бородача. Тот потерял равновесие и после внезапного удара в колено выпустил оглоблю из рук, а молодец мигом перехватил орудие половчее и с размаху раскроил разбойнику череп…

      …но ему тут же пришлось уворачиваться от шпаги: оторопь у бандита прошла, и он с утроенной яростью налетел на молодого человека, из-за которого только что заколол собственного брата.

      – Куда ж ты, – насмешливо скалился дворянин, ныряя из стороны в сторону, – со свиным рылом, да в калашный ряд? Американца решил на вертел наколоть, как куропатку?! На, попробуй! Ты же благородной шпаги в руках никогда не держал, тварь чумазая!

      Назвавшийся американцем походил сейчас на раззадоренного кота, который собрался немного поиграть с мышью, – несмотря на то что бандит целил ему в грудь стальным клинком, а для защиты в руках была только оглобля. Чёрные кудри молодца развевались на ветру, бакенбарды торчали дыбом, на губах играла жестокая улыбка, а глаза горели жутковатым весёлым огнём.

      Игра и вправду вышла недолгой. Дворянин постоянно двигался – то отступал, то делал короткие тычки́ концом оглобли, пугая неуклюжего фехтовальщика. Наконец, он остановился; парировал один рубящий удар, другой; заставил бандита сделать выпад, отшагнул в сторону, махнул оглоблей с разворота – и тяжёлым ударом выбил у него шпагу. Мужик бухнулся на колени и заскулил:

      – Не губи, барин… Христом-богом прошу…

      Шпага вернулась к хозяину. Молодец обтёр клинок о рукав изорванного и перепачканного сюртука, придирчиво оглядел оружие и только после этого повернулся к князю с Гарнереном, которому помогал подняться Семён.

      – Вы целы, господа? – спросил молодой человек. – Я смотрю, вам крепко перепало…

      Оставленный им мужик зыркал по сторонам. Когда князь оглушил главаря, тот выронил