Пассажир своей судьбы. Альбина Нури

уж, сердитая дама. Вот говорят, слово лечит. А такая целительница как глянет, как припечатает – сам себе операцию сделаешь, лишь бы ее лишний раз не побеспокоить. Зато по виду вроде опытная, должна помочь.

      В моем вагоне было тихо. Коридор оказался абсолютно пустым, здесь никого не было – ни одного человека, и это выглядело странным. Даже невозможным. Только что в коридоре толпились и гомонили люди, а теперь толпа рассосалась, все разошлись по своим купе.

      Сердце екнуло: куда же все подевались? Ни женщины с глазами-блюдцами, ни краснолицего вождя. Может, больной умер? Но тогда народу было бы еще больше…

      Возможно, кто-то другой нашел врача и мужчине уже оказывают помощь? Скорее всего, так и есть.

      Медсестра, которая не видела скопления пассажиров, не выказала удивления, только нетерпеливо спросила:

      – Что вы застыли? Где пострадавший?

      Я запомнил, куда идти – четвертое купе, если считать от туалета, и направился прямиком туда. Постучал костяшками пальцев и, не дожидаясь ответа, открыл дверь. Вернее, попытался, потому что она оказалась заперта.

      – Что за хреновина? – пробормотал я, но тут дверь отъехала в сторону.

      То, что я увидел, потрясло меня настолько, что первые минуты я молчал, не в силах открыть рот.

      Открыла мне женщина, которая десять минут назад взывала о помощи и была на грани истерики. Теперь же лицо ее было абсолютно спокойным, большие рачьи глаза смотрели удивленно – и не более того. Ни паники, ни слез. Да оно и неудивительно.

      Чего ей было бегать и рыдать, если ее муж, которого я своими глазами видел лежащим без сознания, теперь преспокойно сидел возле окна. На столике высился двухлитровый баллон пива, стояли три стакана. На газете лежала вяленая рыба, распространяя по всему купе характерный запах. В руках у женщины, ее мужа и еще одного мужчины, тоже сидевшего за столом, были игральные карты.

      Люди мирно потягивали пивко и перекидывались в картишки, коротая долгий путь. А я стоял на пороге и сознавал, что эта мирная картина вызывает у меня необоримый, выкручивающий мозг ужас.

      – Где пострадавший? – снова осведомилась медсестра, все еще стоящая позади меня.

      Женщина, что лежала на верхней полке с журналом в руках, хохотнула:

      – Пострадавший? В каком смысле?

      Поскольку я все еще не обрел дара речи, медсестра ответила за меня:

      – Молодой человек обратился за помощью, сказал, что у вас в вагоне умирает человек. Я медработник.

      – Может, кто и помирает, а мы еще на тот свет не собираемся, – сказал мужчина, ради которого я побежал за врачом.

      – Поживем пока, – подхватила его жена.

      Оба они рассмеялись, и мужчина разразился хриплым натужным кашлем.

      Да он это! Никакой ошибки быть не могло! Я же сам видел…

      – Я же сам видел, что вы лежали вот тут! – я ткнул пальцем в сторону лавки. – А вы бегали по вагону, кричали, что он умирает! Тут была куча народу, все видели!

      Что, если всё подстроено? Если это заговор против меня – бывает же такое? Они сговорились, чтобы свести меня с ума, и теперь нарочно морочат,