Меч мёртвых. Андрей Константинов

он оглянулся и увидел Эгиля берсерка, точно так же стоявшего возле него самого.

      Князь поднял руку…

      Но тут противостояние завершилось самым неожиданным образом. Из-за спин дружины, откуда-то из-за угла крепости вырвался всадник. Да не всадник – всадница, сидевшая по-мужски! Харальд с изумлением рассмотрел длинную косу, летевшую над крупом коня. Конь же был невиданной красоты, в яблоках и переливах атласного серебряно-серого цвета. Могучий, злой жеребец, к которому не каждый мужчина запросто подошёл бы, нёс девку во весь опор, и комья земли с зелёной травой далеко разлетались из-под копыт.

      – Ба-а-атюшко!.. – кричала девка. – Ба-а-атюшко!..

      Вихрем ворвалась между княжьими и посольскими, и Харальду показалось – ещё чуть, и вомчится верхом прямо на палубу!.. Не вомчалась. Осадила коня, спрыгнула наземь, и молодой датчанин только тут заметил, что серый был не только не осёдлан, но даже не взнуздан как следует – кусок верёвки вокруг морды обвязан, а слушался! Девка оставила его плясать и отфыркиваться на берегу, сама же бегом бросилась на мостки. Она была одета парнем: из-под некрашеных холщовых штанов проворно мелькали узкие босые ступни. Корабельщики и не пытались остановить её. Твердислав и Замятня стояли у мачты, в проходе между скамьями, – она махнула мимо них, по скамьям, чуть не расталкивая вооружённых мужчин, если кто медлил отшатнуться с дороги.

      – Ба-а-атюшко!..

      Её голосу с берега эхом откликались другие. Из города спешили мужчины и женщины, ковыляли ветхие деды, неслась быстроногая ребятня. Ладожане спешили встретить своих, о ком много седмиц болела душа. И стало невозможно стоять друг против друга так, как только что стояли, и сами собой, без приказа, начали опускаться в руках напряжённые луки, а потом – прятаться в налучи.

      Эгиль берсерк с облегчением перевёл дух.

      А отчаянная всадница уже висела на шее у того, к кому мчалась – у боярина Сувора, и ревела в голос, и старый воин, уже вынувший из ножен меч, убрал его, чтобы не мешал обнимать дочь.

      Харальд заметил, что позже всех отступил и спрятал оружие Замятня, до последнего охранявший Твердяту.

      Вот так и прекратилось великое посольство за море, распалась ватага, спаянная воедино непрочным, как выяснилось, союзом двоих князей, Рюрика и Вадима. Совсем не таким вышло его завершение, как представлялось Твердяте. Был пир в княжеской гриднице, но на красном стольце сидел ненавистный варяг. Вадимовых людей пригласили честь честью – Пенёк отказался. Ноги его в Ладоге больше не будет, и всё тут!

      Ещё стояла у Пенька хорошая изба внутри крепости, близ дружинной хоромины. В Роскильде, а того пуще в море неласковом как уж мечтал о родных стенах, о половицах скрипучих, и чтобы войти, поклониться Божьему углу да честной государыне печи… дома себя наконец-то почувствовать… И того не досталось. Не пошёл: рвать, так уж сразу. Да и зачем идти в мёртвые стены? Искра, сын, позаботился – собрал отцово добро, заманил Домового в стоптанный