Коктейль «Две семерки» (сборник). Эдуард Тополь

в Болшево. Сев вместе с Утесовым и Райкиным в мою машину, Юлий Яковлевич тем самым снял с меня свою обструкцию.

      Затаив дыхание от ответственности за такой бесценный груз – три великих мэтра! – я вел машину так медленно, что Утесов взбунтовался:

      – Старик, с такой скоростью возят только на кладбище!

      Я оправдался:

      – Тут был знак ограничения скорости.

      – Дорогой мой, – сказал Утесов, – для нас уже нет ограничений. Ни в чем.

      – Кроме, конечно, болезни Прута… – заметил сзади Райзман, улыбнувшись тонкими губами и безбровыми глазами мудрой черепахи.

      На развилке дорог, одна из которых вела в Тарасовку, но была перегорожена шлагбаумом с надписью «Военная зона», я стал сворачивать на боковую, чтобы ехать согласно указателю: «Тарасовка – объезд 15 км».

      – Стоп! – сказал Утесов. – Ты куда?

      – В объезд.

      – Не надо. Езжай прямо.

      – Ведь прямо короче, – сказал сзади Райкин.

      – Но тут запретная зона!

      – Конечно. У нас вся страна запретная зона, – сказал Утесов. – Езжай прямо, слушайся старших!

      Я послушно поехал прямо, полагая, что у стариков есть какой-то пропуск. И остановился перед шлагбаумом и долговязым молодым автоматчиком, который расхлябанно вышел из караульной будки нам навстречу.

      – Куда? Пропуск! – нагловато сказал он, видя, что в машине нет офицеров.

      Я вопросительно повернулся к Утесову и Райкину, вслед за мной и автоматчик перевел на них свой взгляд. И лицо его разом изменилось, ресницы захлопали, а челюсть буквально отпала в немом изумлении: он не верил своим глазам – живые Райкин и Утесов!

      – Открой, милый… – мягко сказал ему Райкин.

      Автоматчик растерянно вскинулся по стойке «смирно!», отдал честь и рявкнул:

      – Слушаюсь, товарищ Райкин! Разрешите выполнять?

      – Выполняй, милок, выполняй, – сказал Утесов.

      – Слушаюсь, товарищ Утесов!

      И автоматчик, решив, наверное, что высокие гости приехали по приглашению командования военгородка, бегом ринулся открывать шлагбаум. А открыв, снова замер по стойке «смирно» и держа руку под козырьком своей армейской фуражки.

      – Спасибо, – царственно кивнул ему Утесов, когда мы проезжали мимо.

      – Служу Советскому Союзу! – рявкнул солдат во всю глотку.

      Сдерживая смех, я дал газ, а Утесов ревниво повернулся к Райкину:

      – Все-таки он из-за тебя нас пропустил или из-за меня? – И спросил у Райзмана: – Ребе, ты как считаешь?

      – Мальчишки! – осуждающе сказал мудрый Райзман.

      – Юлик, – ответил ему Утесов, – недавно я был в Одессе, и когда выходил из гостиницы к машине, одна женщина вдруг закричала на всю Дерибасовскую: «Сёма, иди сюда! Посмотри на Утесова, пока он живой!» Так что я думаю, этот солдат мне открыл шлагбаум.

      – Лёнечка, эту майсу ты рассказываешь уже пятнадцать лет, – заметил ему Аркадий Исаакович.

      В тарасовском