Михайловская дева. Лана Ланитова

открыла было рот, чтобы продолжить разговор, но Мег с усмешкой перебила ее.

      – Ты сейчас так мило округляешь ротик, забалтывая меня. Ты хочешь отвлечь меня беседой, чтобы я забыла о твоей вине? Не трудись. Тебе не поможет твое наивное красноречие. Твоя риторика гроша ломанного не стоит. Отчего я и сказала, что после уроков Виктора, я заберу тебя к себе на обучение. Ты будешь много читать и много учить. Я просто-таки замираю от вожделения… Ибо каждый твой урок я буду проверять лично. И за малейшую забывчивость или нерадение ты будешь всегда наказана. Как? Поверь, по части наказаний я виртуоз, – тонкие губы Мег расползлись в улыбке. – Ах, как я буду мучить тебя… Сегодня я покажу тебе это… Лишь начало. Да, не дрожи… Ах, да… К чему я вспомнила старика Вольтера? Он как раз говорил о ревности вот что: «Бурная ревность совершает больше преступлений, чем корысть и честолюбие». Представляешь? А еще он говорил, что «Мрачная ревность неверною поступью следует за руководящим ею подозрением; перед нею, с кинжалом в руке, идут ненависть и гнев, разливая свой яд…» Яд. Ты понимаешь? Скажи спасибо, что мои змеи, там, в лесу, не впрыснули в тебя яду. В каждой из них текла моя кровь и дрожала моя ревность. Но, увы, она не притупилась доселе. Сейчас я буду долго мучить тебя… Не до крови. Я не терплю кровь в плотских утехах.

      – А может, не надо? Я все осознала, – залепетала Катерина.

      Крупные, словно дождевые капли, слезы посыпались градом из ее глаз.

      – Иди сюда, глупая. Я потрогаю тебя, – Мег протянула руку и обняла Екатерину.

      Тонкие пальцы нырнули под рубашку. Они коснулась гладкого, словно речная галька, нежного, выпуклого лобка. Пробежали по животу и едва притронулись к соскам. Потом снова вернулись к лобку.

      – Смотри… – Мег показала блестящую влагу на двух длинных пальцах, увенчанных красными, острыми ноготками. – Ты боишься, но хочешь пыток…

      – Нет, нет… нет, – Екатерина некрасиво скривила губы и заплакала еще громче. – Пожалуйста… Вы же помните, как сами спасли меня от Георга и Марселя. Я тогда не выдержала пыток и вылетела прочь из тела.

      – Сейчас я не дам тебе вылететь. Я знаю на макушке место, куда стремится вылететь дух. Это место есть на голове или на груди. Если я увижу такую попытку, я заткну это отверстие ладонью. Ты не улетишь… Георг и Марсель – грязные животные. Я же дам тебе познать муки изысканные, тонкие и острые.

      – Пожалуйста… Не надо.

      – Пока ты спала, я приготовила для себя маленький сюрприз, – невозмутимо продолжала Мег. – С помощью небольшого заговора, на время, я сделала тебя той, моей кёльнской возлюбленной. Внешне.

      – Как? – поразилась Екатерина Дмитриевна.

      От удивления она даже перестала плакать.

      – Я сейчас все покажу. Ты себя вспомнишь. Ту…

      Мег принесла знакомое зеркало в мощной бронзовой оправе, зеркало с золотой амальгамой. Екатерина со страхом заглянула в его золотистый, в мелких трещинках овал. На нее испуганными огромными глазищами глядела юная и хорошенькая Эмма. Карие глаза, словно две спелые вишни, в обрамлении пушистых ресниц, взирали робко, по-детски недоверчиво.