Михайловская дева. Лана Ланитова

дверь в летний полдень, и что не мешало бы покинуть этот «сарай» и выйти на свежий воздух. Как только Владимир вошел в живую картину, оставленную демоном, он задохнулся от порыва свежего ветра. Голова закружилась от высоты синего неба и бегущих ватных облаков. Он готов был поклясться, что попал в мир яви. Ибо все в этой картине было живо, и простор был самый, что ни на есть настоящий, какой бывает на залитых солнцем российских лугах и долах. Он остановился в небольшой задумчивости. И все же решил вернуться на минуту в комнату, чтобы надеть на ноги легкие сапоги. Штаны и светлая рубашка казались ему вполне подходящими для летней прогулки. На всякий случай он захватил с собой изящную бархатную куртку. Ее он перекинул через плечо, пригладил русые кудри и решительно зашагал по раскидистому лугу. Он прошел треть версты, спускаясь все ниже, к подножию холма. То, что ранее ему казалось лугом, оказалось небольшой возвышенностью. А когда наш герой оглянулся, то увидел, что прямоугольный темный проем, обратный вход в его комнату, остался на самой высшей точке этого холма. Этот вход темнел так, словно за ним начиналась сама бездна.

      «А имею ли я право, гулять по всяким картинам? Что за странные пределы раскинул предо мной Виктор? Или это не он? Может, мне сюда нельзя? В случае чего, я могу и назад вернуться, в свою комнату. Дверь стоит на месте, и никуда не исчезает…»

      После этих рассуждений он двинулся дальше. Чем ближе он подходил к резной беседке, тем отчетливей ему стало видно то, что стройная дама в розовом платье находится в ней одна. Сначала она стояла спиной к Владимиру и смотрела вдаль, где широко раскинулся зеленый луг. Чуть левее, огромными исполинами, высились серебристые ветлы. Блестела гладь довольно широкой синей реки, за которой зеленел пролесок, и шли разноцветные, словно лоскуты поля, до самого горизонта. Летнее солнце стояло в полуденном зените, от жары у Владимира выступила испарина.

      «Господи, как хорошо-то! И дышится легко! – думал Махнев. – Похоже, я где-то в родных краях. Кто эта дама? Может, это … Глаша? Вот был бы щедрый подарок!»

      Вдруг дама обернулась. Это была не Глафира Сергеевна… У этой дамы тоже были русые волосы, с золотистым отливом. Но эта женщина была чуточку старше. На вид ей было лет двадцать пять. Она имела пышные, округлые формы. Высокая грудь пленительно вздымалась под тоненьким жатым шелком летнего платья. Талия была туго затянута в корсет, выпуская на волю пышные бедра. Похоже, что в фасоне ее платья отсутствовал турнюр. И ниже корсета, сзади, выпирал естественный, очень пышный зад.

      «Ого, какой у дамочки роскошный афедрон! Таким булкам позавидовала бы любая», – промелькнуло в голове у нашего Казановы.

      Тонкие черты казались довольно миловидными. Взгляд голубых глаз был чуточку рассеян и лукав. Длинные ресницы бросали тень на глаза. Полные губки открывали жемчуг белых зубов. Волосы, собранные в высокую прическу, слегка растрепались. Одна из прядок упала на грудь.

      «А незнакомка определенно хороша!»

      Он подошел к беседке. Ее стрельчатый