Конец Смуты. Иван Оченков

колодах, или «собаках», накрепко привязанные к ним толстыми веревками. Эти предназначались для испытания на прочность. Четвертая была уже на полевом лафете, который также следовало испытать, как и само орудие. Подле орудия с лафетом были выстроены подчиненные Анисима, некоторые из них начинали служить мне еще в Швеции. Подле прочих толпились мастера во главе с самим Чоховым. Увидев меня, и те и другие повалились в ноги. (Первое время этот обычай меня бесил, потом стал привыкать.) Приказав подняться, командую начать испытания. Для начала пушки проверяют обычным зарядом, затем полуторным и, наконец, двойным. Когда все пушки с честью выдерживают испытание, я подхожу к ним и придирчиво осматриваю. Анисим подает мне нечто вроде калибра или лекала, и я проверяю канал ствола. Придраться не к чему, все пушки абсолютно одинаковы по размерам. Довольно улыбнувшись, киваю дьяку, и тот зачитывает указ о награждении мастеров. Каждый получает сверх жалованья по рублю и по отрезу сукна. Чохову как руководителю полагается соответственно три рубля, сукно и еще лисья шапка. Старик растроган, но все равно ворчит про себя, что таковую награду за столь малое дело получать не приучен. На что я усмехаюсь и велю Пушкареву показать, что можно делать пушкой на лафете. Тот командует, и шестеро пушкарей начинают катать пушку по укатанному снегу. Потом заряжают и, выпалив, катят в иное место.

      – Видал, старинушка, – показываю я Чохову на их упражнения, – а если по полю так?

      Тот озадаченно чешет макушку: как видно, идея, что артиллерия может быть подвижной, не приходила ему еще в голову. Пушкарям тоже объявляется награда, после чего я, приказав отправить возок в кремль, вскакиваю на лошадь и еду смотреть на постройку терема для Михальского. Его самого я, как и договорились сразу по приезде, отправил к Шерстову в сопровождении царских стольников, чтобы дворянин не вздумал финтить. Дело это, как ни странно, довольно распространенное. Здешние отцы семейств могут запросто на смотринах показать одну дочь, а под венец отправить другую. Особенно если та, другая, с каким-нибудь изъяном. Терем для Корнилия и его молодой жены, чтобы не вызывать зависти, ставили недалеко от двора с лавкой Анисима. Селились вокруг люди служивые и небедные, но не бояре. Жить он все равно будет в кремле рядом со мной, но свой двор – это уже совсем другой статус. Работа шла споро, подрядившаяся на стройку артель плотников уже вывела сруб и принималась ладить кровлю. Не обращая на меня внимания, скорее всего, потому что не узнали, трудники работали, иногда беззлобно переругиваясь между собой.

      – Государь, не побрезгуешь зайти? – спросил меня негромко Пушкарев.

      – Зайду, отчего не зайти, – отозвался я. – Надо же узнать, чем ты тут торгуешь и на какие доходы эдак развернулся. Небось обкрадываешь меня, сиротинушку.

      – Господь с тобой, государь, все от твоих щедрот и едино твоей милостью! – скроил умильную физиономию Анисим.

      У ворот нас, как водится, встретила раздобревшая и похорошевшая Авдотья с большим ковшом сбитня. Едва я успел отведать угощение и поблагодарить