Королевская кровь. Огненный путь. Ирина Котова

был в самом центре – до плеч оплетенный страшной лозой, поднятый над землей, с раскинутыми руками, с безвольно запрокинутой головой, будто его торжественно несли прямо в небесные чертоги. По шее его поднималась тонкая плеть, впивалась иглами, и все ближайшие побеги были красными от крови, и цветы на них светились так ярко, что видно было хрустальное переплетение глубоко под телом – живое, змеящееся, оскалившееся тысячами игл.

      Чайка зло закричала-заплакала, обернулась прямо в воздухе и рухнула в ванильную сладкую смерть. К нему, на него, обхватывая его руками и чувствуя, как пронзают тело шипы. Потекла красная кровь, смешиваясь с его кровью и слезами, и зашипели, обугливаясь, побеги терновника, расступились, откинув ее на обнажившийся камень. Не отпускал дракона терновник – а вокруг Ангелины, пытающейся подняться на ноги, расцветали новые цветы, освещали маленькую женщину, скользящую израненными ладонями по булыжникам. И она снова поднялась, шагнула к Нории и принялась голыми руками ломать ветви, отдирая их от тела. Но она ломала – а побеги снова бежали вверх, впиваясь в дракона, на котором уже места живого не было; она билась – а все пышнее цвел сладкий цветок.

      И Ани в ярости остановилась, оглянулась – на равнодушные цветы, на поднимающиеся выше ее головы заросли. Внутри заворочался дикий огонь, и она зашипела от невозможности выдержать его жар.

      – Отпусти! – заорала она и полыхнула огнем в стороны: пламя текло с ее рук, выжигая хрусталь, и страшных сил стоило удерживать его, чтобы не коснулось оно Нории. – Отпусти!

      Две стихии столкнулись – равные, не уступающие друг другу: там, где оседали пеплом побеги, поднимались новые, пытались подобраться к дракону.

      – Нет! – кричала она в исступлении. – Не дам! Отпусти!

      Бушевал над пустыней огненный столб, и пламя выплескивалось из чаши с ревом, и драконы один за другим вставали вокруг не приходящего в себя Четери, накрывали его щитами. А Ани слабела – от потерянной крови, от усталости, – и не сдавался божественный терновник.

      Она упала. Иссякла.

      И снова зазмеились по почве хрустальные побеги, подбираясь к дракону. И насмешливо, приторно запахло ванилью, пробивающейся сквозь гарь.

      – Нет, – прошептала принцесса упрямо и подползла к Нории. Прислонилась к его ногам, вцепилась скользкими ладонями. – Не отдам!

      Застонал у края чаши Четери, и изо рта его потекла кровь. Он сделал булькающий вздох, уперся ладонями в землю и замер, не открывая глаз. И земля содрогнулась.

      – Меня, меня возьмите, – почти теряя сознание, шептала принцесса окружающим ее и дракона, нависающим вокруг цветам. Они расплывались то ли от слабости ее, то ли от слез. – Добровольно отдаю кровь свою… сильную… не навредит вам боле… слово даю… отцом своим клянусь…

      Глаза ее белели, и губы, покрытые запекшейся кровью, цветом сравнялись с лицом.

      – Только отпустите… отпустите… берите меня…

      И закричала от боли, когда первый из побегов коснулся ее ступни, впился шипами и полез вверх. И ринулись за ним другие, поверив в уязвимость