Суд Линча. Андрей Троицкий

раскланялся с охранниками, играющими в карты в будке при въезде на стоянку, и, помахивая тортом, зашагал к дому.

      Денисов остановился у светофора на перекрестке. Ожидая зеленого света, он расстегнул пиджак, постарался вспомнить что-нибудь приятное, отвлеченное, но накопившееся за последние месяцы раздражение, поворачивали мысль совсем в иное направление. «Живет со мной под одной крышей уж сколько лет, но так ничего и не поняла, не хочет ничего понимать, старая эгоистка, «– думал Денисов, ему хотелось выкинуть торт в первый попавшийся контейнер с мусором.

      Тетка искренне верит, что жизнь её незаслуженно наказала. Дочь её умерла от рака. Но это когда было… Что ж, многие родители переживают своих детей. Муж её оставил. Так, правильно сделал, что оставил. С ней бы и ангел не ужился, а он живой мужик из плоти и крови. Оставил муж… Это ещё не повод для вселенской скорби. А тетка и в этой истории считает себя пострадавшей стороной, только одну себя. Денисов перешел дорогу и зашагал к дому дворами. Раздражение крепло в душе.

* * *

      Денисов вошел в подъезд и поднялся к лифту, забыв за своими мыслями как обычно заглянуть в почтовый ящик. В полумраке горела красным огоньком кнопка вызова лифта, две плохо различимые мужские фигуры маячили на светлом бетонном фоне шахты, проступающем сквозь решетку. Замедлив шаг, Денисов одолел две последние ступеньки к площадке, переложил торт в левую руку, правой нашарив связку ключей в кармане пиджака. Глаза после ясного вечера, больше похожего на день, не сразу привыкли к темноте подъезда. Денисов всмотрелся в лица мужчин и, выругавшись про себя, поздоровался.

      Опять этот Мельников с нижнего этажа, этот мент, теперь уже бывший мент. Лицо второго мужчины показалось Денисову знакомым.

      – Вы сегодня с тортом, какое-то торжество? – ответив на приветствие, спросил Мельников.

      – У тети Тони сегодня день рождения.

      Денисов улыбнулся, первым потянув вниз ручку двери, когда подошел лифт, и подумал, что Мельникова поперли из милиции за излишнюю любознательность. В свете загоревшейся в кабине лифта лампочки он узнал второго мужчину. Точно, кинорежиссер Леднев, собственной персоной. Накануне по телевизору показывали передачу о каком-то фестивале, этот Леднев долго распинался перед телекамерой, рассказывал, почему в нынешнем году жюри кинофестиваля не присудило ни одному из фильмов Гран-при. Точно, это Леднев. Пропустив мужчин вперед себя, Денисов закрыл дверцы и нажал кнопку этажа Мельникова.

      – Вашей тете – мои наилучшие пожелания, – сказал Мельников.

      – Обязательно передам.

      Денисов снова улыбнулся, чувствуя, как в лифте пахнет свежим перегаром. Момент подходящий, лучше не придумаешь. Денисов быстро посмотрел на кинорежиссера. Тот с мрачным видом глядел куда-то в сторону, на дверь лифта с нацарапанным по ней ругательством.

      – Простите, – сказал Денисов, обращаясь к Ледневу. – Я вас вчера по телевизору видел, – Денисов остался недоволен своим косноязычием.

      Леднев