Пленница мрачного лорда. Николь Лок

в себя. Ты и вчера очень старалась, но, конечно, тебе стало ужасно плохо, и тьма снова тебя утянула. Все мои старания едва прахом не пошли!

      Анвен заморгала, пытаясь понять, что ей говорит Эдит, но это было то же самое, что слушать песню ветра в кронах деревьев. Смысл она скорее почувствовала, чем осознала.

      – Я так и сказала сегодня: это дитя будет жить. – Эдит смочила полотняный лоскут и нежно омыла лицо Анвен прохладной водой. – Жар еще не совсем отступил, как я погляжу. Но с тем, что было, не сравнить. Ну и напугала же ты нас пять дней тому назад, когда Сам принес тебя, бездыханную, точно пришибленную кухонную крысу.

      Не без труда Анвен удалось повернуть голову.

      – Пять дней? – переспросила она. – Где я?

      Яркий свет, льющийся через многочисленные высокие, узкие окна, резал глаза. Все же она различила массивную кровать черного дерева с изящной резьбой, на которой лежит, укрытая кремовым покрывалом с темно-красным шитьем по краю. Тот же цвет повторяется и на сберегающих тепло драпировках стен. В комнате имеются резные столы и стулья, сундук с медным замком и много-много оленьих шкур.

      Ни один предмет обстановки Анвен не был знаком. Однако по всему видно, что комната принадлежит кому-то очень богатому.

      – О-о-о, ты заговорила! О да, миледи. Ну, может, чуток побольше, чем пять дней. – Схватив несколько подушек, Эдит подложила их под спину Анвен. – Ты небось, умираешь от голода, моя бедняжка.

      Пребывающая в смятенных чувствах Анвен не должна была испытывать голода, но маленький хлебец и графин с вином на столе рядом с ней показались настоящим пиром.

      – День за днем одним бульоном и питалась. – Эдит стала отламывать кусочки хлеба и подносить к губам Анвен. – Ну, как? Вкусно? Слишком много, да?

      С набитым хлебом ртом Анвен не могла вымолвить ни слова.

      – О чем бишь я говорила? Ах да. Ты даже спящая весь дом на уши поставила. Сам-то все спрашивал, как о тебе заботятся, и, если ответ ему не нравился, шел и лично проверял. Никогда раньше такого с ним не было.

      Эдит продолжала кормить Анвен хлебом, хотя той очень хотелось задать несколько вопросов. Например, где она, о ком все время упоминает Эдит, да и кто такая сама Эдит, в конце концов?

      – Сам? – наконец промямлила она.

      – «Сам», говоришь? Неужто совсем ничегошеньки не помнишь? – Эдит сокрушенно покачала головой. – Значит, одним вопросом меньше. Мы тут побились об заклад – ну, не то чтобы мы, и не то чтобы об заклад – я-то такими вещами не занимаюсь, – но на кухне многие болтают, уснула ты потому, что головой ударилась, или Сам к тому руку приложил. Раз ты о нем ничего не помнишь, это многое объясняет.

      Одарив девушку беззубой улыбкой, Эдит повернулась к двери и сказала:

      – Тащи еще полотенец, Грета. Она о Самом-то ничегошеньки не знает.

      Крупная женщина с пухлыми руками внесла в комнату стопку белья. Она ничего не сказала, но Анвен понравилось ее открытое лицо и карие глаза. Она дружелюбно улыбнулась девушке:

      – Кто такой этот «сам»? – Из-за тревоги, унять