Катарсис. Наследие. Виталий Храмов

Вверх! Нам еще убраться надо подальше, пока Змеи на падаль не сползлись.

      Поливая лица женщин из бурдюка водой, краем глаза Корень увидел глаза Белого. «Переживает за сестренку, князеныш!» – подумал Корень.

      «А сердитый циркач фишку рубит! Споемся! – подумал Белый, смахивая руку, подрубая ноги и добивая Бродягу. – Помнится, Старый их учил соглядайству. Попробую повесить на него удел Пятки».

      От мысли о Пятом стало так больно, что двух следующих Бродяг Белый располовинил надвое, с криком.

* * *

      – Я думал, что все! Вообще никто не уцелел, – говорит Гадкий Утенок, стягивая шлем с головы. Бармица шлема из необычного материала брони, как чулок, неохотно тянулась за яйцом шлема.

      – Я тоже думал, что растоптали всех, – кивнул Корень, с благодарностью принимая флакон у командира, но не отпил из него, а протянул сестре, поняв, что Гадкий Утенок именно ей передал эликсир Жизни. Потому что глоток эликсира для Корня, как и для любого другого, – это один глоток, а каждый глоток Жизни для Синьки – как сотня полных флаконов. Маг Жизни быстрее восстановит свою Силу, сможет их всех вылечить.

      На Синьку было больно смотреть. Осунувшаяся, почерневшая, высохшая, будто постаревшая на полвека. Ее волосы поблекли, как у старухи.

      На земле сидел Зуб, отсутствующим взглядом смотря прямо перед собой, кривя разбитые губы, сплевывал осколки зубов. Он не реагировал даже на Жалею, что обрабатывала ему разбитую голову.

      – Когда вылетел на гребень, – продолжил командир, вытирая лицо и шею платком, – тут – сплошное море этих освежеванных Бродяг. А оказалось, не так все и плохо. Зуб! Зу-уб!

      – Оставь его, – попросила Мать Жалея. – Совсем растоптали моего крестоносца. Мне скажи, как в себя придет – исполнит.

      – Мне надо дать расклад – сколько выжило, сколько – нет. Сколько ранено, – кивнул командир.

      – Так это как раз – ко мне, – ответила Жалея. – Пойду считать.

      Она несколько секунд смотрела на Зуба, погладила его по окровавленной щеке, пошла.

      – Я скоро, мой Ал, – простонала Синеглазка, – чуть отдохну. Не смотри на меня! Такую!

      Девушка закрылась рукавом.

      – Сиди, – махнул командир рукой, пожимая плечами, – теперь уже не опоздаем.

      Он впился взглядом в Корня. Циркач, кивнув, усмехнулся, подтянув к себе здоровой рукой железный прут, весь выпачканный в сукровице и мозговой ткани с прилипшими осколками костей.

      – Ты тоже вставай на ноги. Возьмешь на себя тягло Бруски, – велел ему командир.

      Корень от удивления даже подпрыгнул. Синька забыла про свой непрезентабельный вид – убрала с лица рукав платья, удивленно смотря в глаза Белохвосту.

      – Бруска погиб?

      – Не думаю, – покачал головой Белый. – Сразу его не убили, не бросили. Он им нужен. И скорее всего – живым. И убить его сложно. Дети скверны живучи. А у него еще и Корень Жизни.

      – Откуда ты знаешь? – удивилась Синька.

      – Олег знал, кого Ольга одарила Корнями. А что знали Старые, знаю и я… – вздохнул