Тьерри Анри. Одинокий на вершине. Филипп Оклер

еще несколько раз на стадионе «Хайбери» и где-то еще. Тьерри называли «пассивным», безусловно, это один из самых неоднозначных и вводящий в заблуждение эпитетов в спортивном словаре; игрок мог ускоряться в мгновение ока «без судорог и приступов бессилия», казалось, что он «никогда не испытывает боли», он был «апатичный», «изящный», умопомрачительный бомбардир, никто с этим не спорит, но у него начисто отсутствовал инстинкт, имевшийся у Давида Трезеге, в скором времени его товарища по команде: Тьери мыслил нетрадиционно, выходя за линии площади ворот, вот и все. Он являлся, вне всякого сомнения, индивидуалистом. Однако его родство и любовь к игре как таковой настолько остро и прочно укоренились в его характере, что он мог согнуть под себя коллективную составляющую футбола, подчинив ее своей собственной цели – победить, добиться успеха, стать лучшим. Называйте это благословением или проклятием, как угодно, но оно завело его так далеко, что избежать того, как складывались обстоятельства, не было никакой возможности.

      Что касается темперамента – та же история. Тити в «Монако» особо не отличается от Анри в «Арсенале», если, конечно, воспоминания Гриманди не приукрашены тем, что он видел после. Был ли Тьерри всегда такой? Быть может, неожиданно оказавшись в более поверхностной гламурной действительности и поэтому куда более беспощадной, ему пришлось собрать другого себя по кускам, чтобы выжить? Обворожительный, веселый, легкий в общении, щедрый – Тьерри мог обладать всеми этими качествами. «Потрясающий» – так отзывался о нем Робер Пирес, вспоминая, как Тьерри взял его под свое крыло, когда тот приехал в «Арсенал», готовил для новичка «вкуснейшие» макароны у себя дома в Хампстеде и даже предложил Бобби остановиться у него, пока он не нашел себе собственное жилье. Но кажется, что во всех его действиях просматривается какой-то расчет, как будто он наблюдает за собой так же тщательно, как и за другими, делая ходы наподобие шахматных – обдумывая каждый шаг, стараясь просчитать на три шага вперед и по пути обдумывая и находя новые комбинации. «У него уже было такое «отношение», когда он приехал в Монако – но только с людьми своего возраста, – рассказывал мне Жиль. – Он уважал тех, кто стоял выше него, но постепенно, по мере того как менялся его статус и он становился старше, сужался круг людей, от которых он готов был принимать все меньше и меньше. Он был умен. Он был застенчив вначале, но делал это для того, чтобы люди начали его принимать и воспринимать». Как только они это делали, Тьерри мог двигаться дальше, ставить новые цели, общаться с другими людьми. Это «уважение», используя жаргон парижских окраин – не самая привлекательная черта характера. Однако мы не должны забывать, что, во-первых, прежде всего это инструмент для выживания, а во-вторых – для главенства и подчинения. Тьерри был один, сам за себя, далеко от своих друзей и семьи; вперед его двигали две силы, не всегда дополнявшие друг друга, – собственные амбиции и чаяния его отца. Тони не мог позволить себе жить на курорте,