Не отворачивайся от меня. Юлия Николаевна Горина

тчимом ругались.

      Семён поморщился, скинул с плеча школьную сумку и слегка толкнул брата ботинком, чтобы привлечь его внимание.

      Мелкий вздрогнул, умолк, – и обернулся.

      – Пошли отсюда, – скомандовал Сёма.

      Яшка заулыбался, на четвереньках выбрался из-под стола и обеими руками вцепился в рукав своего спасителя, как если бы минуту назад тонул или висел над пропастью. Дверь каюты прошелестела и послушно выпустила их наружу.

      Размеренный гул живущей своими заботами станции показался им тишиной. Выдохнув, мальчики уселись на самом краю лестницы, свесив ноги в страховочную решётку и одинаково сгорбившись. Отсюда открывался отличный вид на «соты» – многоуровневый жилой комплекс с многочисленными перекрытиями, лестницами и серыми ячейками кают.

      – Давно они собачатся?

      – Как я вернулся с уроков, – ответил Яшка, придвигаясь к брату так, чтобы чувствовать боком его локоть.

      – А чего один домой потащился? Побродил бы сам где-нибудь, не маленький уже! Знал же, что я позже приду .

      – Знал, – вздохнул Яшка.

      – Так надо было дождаться!

      – Надо было, – шмыгнул носом Мелкий. У него вдруг задрожали губы, и он расплакался.

      – Кончай сопливить, противно.

      – Я сегодня получил двойку по чтению…

      – Ну и что?

      – А Руслан назвал меня бестолочью…

      – Бестолочь и есть.

      – А потом он закричал на меня, и я испугался…И…

      – И?

      Яшка спрятал лицо в плечо брата.

      – Я сделал стыдное… – прошептал он.

      – Хуже, чем вытирать слюни об мою куртку?

      – Я описался…

      Сёма вздрогнул, приготовленные заранее слова отповеди застряли в горле. Старательно сглотнув, он взглянул на брата.

      – Ну и что? Подумаешь. Каждый может описаться. Ему бы, орущему, свою рожу в зеркало увидеть – сам бы обоссался.

      Мелкий нервно хихикнул сквозь слёзы.

      – Правда?

      – Ещё бы.

      Яша хлюпнул носом, подтер его тыльной стороной ладони и уперся в решётку лбом.

      – Я не хочу в кадетский корпус. Я хочу к деду, на «Гвиневру»!

      Семён помрачнел и сплюнул в бездонный колодец пролёта. Он ненавидел, когда Мелкий заговаривал об этом, потому что год назад такая возможность действительно была. Но Руслан пообещал переломать им обоим руки и ноги, если Сёма откроет рот и хоть намекнёт социальному инспектору, что чем-то недоволен. А чтобы не быть голословным, раздробил ему палец на ноге тяжёлой полуавтоматической дверью бельевого шкафа. И на следующий день на приёме у инспектора не было мальчика счастливей и довольней, чем Семён.

      Правда, руку ему Руслан всё же сломал, но уже полгода спустя, когда в первый раз поймал на воровстве.

      Чувство вины и стыда за свою трусость Сёма прятал за раздражением. Отвернувшись от брата, он пробурчал:

      – Достал ты уже ныть! В любом случае, хуже, чем здесь, в кадетском корпусе не будет…

      Сам он ждал отъезда с нетерпением, и не потому, что мечтал носить форму, а потому что в корпусе больше не будет ни матери, ни отчима, ни Мелкого, от которого так устал.

      На «Афину-2» кроме Семёна с Яшкой и матерью летели ещё пятеро взрослых и один мальчик чуть старше Мелкого. Помявшись в транспортном отсеке возле терминалов проверки допуска, все наконец-то пошли на посадку в челнок.

      Пассажиры суетились, толкались и мешали друг другу. Салон был маленький, по обе стороны узкого прохода глянцево блестели белые криокамеры, похожие на гробы. На внешней стороне крышек подмигивали и светились кнопки и датчики. Сёма ещё никогда не летал, и сейчас, смущаясь своего волнения, он старательно пытался изобразить на лице деловитую уверенность. Получалось скверно. Спрятанные в карманы комбинезона руки вспотели, а в темных уголках памяти зашевелились давние кошмары.