.

лет тогда!

      Лукаво жизнь вперед манила,

      Как моря вольные струи,

      И ласково любовь сулила

      Мне блага лучшие свои —

      Душа пугливо отступила…

      Но сколько б ни было причин,

      Я горькой правды не скрываю

      И робко голову склоняю

      При слове: честный гражданин.

      Тот роковой, напрасный пламень

      Доныне сожигает грудь,

      И рад я, если кто-нибудь

      В меня с презреньем бросит камень.

      Бедняк! и из чего попрал

      Ты долг священный человека?

      Какую подать с жизни взял

      Ты – сын больной больного века?…

      Когда бы знали жизнь мою,

      Мою любовь, мои волненья…

      Угрюм и полон озлобленья,

      У двери гроба я стою…

      Ах! песнею моей прощальной

      Та песня первая была!

      Склонила Муза лик печальный

      И, тихо зарыдав, ушла.

      С тех пор не часты были встречи:

      Украдкой, бледная, придет

      И шепчет пламенные речи,

      И песни гордые поет.

      Зовет то в города, то в степи,

      Заветным умыслом полна,

      Но загремят внезапно цепи —

      И мигом скроется она.

      Не вовсе я ее чуждался,

      Но как боялся! как боялся!

      Когда мой ближний утопал

      В волнах существенного горя —

      То гром небес, то ярость моря

      Я добродушно воспевал.

      Бичуя маленьких воришек

      Для удовольствия больших,

      Дивил я дерзостью мальчишек

      И похвалой гордился их.

      Под игом лет душа погнулась,

      Остыла ко всему она,

      И Муза вовсе отвернулась,

      Презренья горького полна.

      Теперь напрасно к ней взываю

      Увы! сокрылась навсегда.

      Как свет, я сам ее не знаю

      И не узнаю никогда.

      О Муза, гостьею случайной

      Являлась ты душе моей?

      Иль песен дар необычайный

      Судьба предназначала ей?

      Увы! кто знает? рок суровый

      Всё скрыл в глубокой темноте.

      Но шел один венок терновый

      К твоей угрюмой красоте…

1855 – июнь 1856

      «Внимая ужасам войны…»

      Внимая ужасам войны,

      При каждой новой жертве боя

      Мне жаль не друга, не жены,

      Мне жаль не самого героя…

      Увы! утешится жена,

      И друга лучший друг забудет;

      Но где-то есть душа одна —

      Она до гроба помнить будет!

      Средь лицемерных наших дел

      И всякой пошлости и прозы

      Одни я в мире подсмотрел

      Святые, искренние слезы —

      То слезы бедных матерей!

      Им не забыть своих детей,

      Погибших на кровавой ниве,

      Как не поднять плакучей иве

      Своих поникнувших ветвей…

‹1855 или 1856›

      Школьник

      – Ну, пошел же, ради Бога!

      Небо, ельник и песок —

      Невеселая дорога…

      – Эй! садись ко мне, дружок!

      Ноги босы, грязно тело,

      И