Невысказанное завещание (сборник). Амирхан Еники

бабушка, я… ваша невестка.

      Бабушка Шамсинур вздрогнула и замерла, ничего не понимая. В это время широко распахнулась дверь, и появился Ахметвали…

      – Послушай, Ахметвали, что говорит она, Господи! – обратилась к нему готовая заплакать бабушка Шамсинур.

      А женщина услышала его имя и просияла:

      – Вы Ахметвали-абый?

      – Да, он самый.

      – Я Сания. Помните, я писала вам о Батырджане?

      – Да, да, помню, – кивал головой изумлённый Ахметвали.

      – Как хорошо вышло, вы уж объясните старикам, – это Батырджан просил меня разыскать их…

      Губы женщины дрогнули, она заплакала, отвернулась. Ахметвали поспешил подать ей стул.

      Та осторожно положила ребёнка на сакэ (да, на руках у неё был ребёнок). Потом опустилась на стул и, достав платочек, вытерла глаза. Немного успокоившись, она рассказала старикам, кто она и зачем приехала.

      Взволнованный Ахметвали смотрел то на бабушку Шамсинур, то на старика Лукмана. А тот всё сидел, опираясь руками о сакэ, какой-то ошалевший, рот его был приоткрыт, он словно только что проснулся и никак не мог понять случившегося.

      – Слышите? – почти закричал Ахметвали. – Слышите, кто к вам приехал? Сноха ведь ваша, сноха!

      – Сноха? – произнёс Лукман с каким-то детским удивлением.

      – Да!.. Вот она, сестрёнка Сания – жена Батырджана. Были они вместе на фронте. Поняли? Она приехала к вам, с ребёнком, поняли, с ребёнком?!

      – С ребёнком! – выдохнул старик.

      – Да, да, с ребёнком Батырджана! Ух ты, мать моя, мамочка! Ну-ка, сношенька, показывай-ка его бабушке с дедушкой! – неистовствовал Ахметвали.

      И улыбнулась невольно Сания. Приоткрыла беленькую простынку, а там лежал с соской во рту трёх-четырёхмесячный младенец. Он безмятежно спал. Все тут же склонились над ним. Бабушка Шамсинур быстро-быстро шептала молитву, а старик Лукман шевелил губами, силясь что-то сказать. Его твёрдые, узловатые пальцы осторожно потянулись к личику ребёнка. Он хотел прикоснуться… Но вдруг плечи его задрожали, – он плакал. Все на мгновение притихли… Вот когда наконец-то пришло к нему счастье заплакать!

      Ахметвали нервно прошёлся по комнате, остановился, тихонько спросил Санию:

      – Девочка или мальчик?

      – Мальчик.

      И ему самому захотелось плакать, но не так, как старик, не согнувшись, а расправив широкие плечи и кому-то грозя кулаком, и он ходил по комнате взад и вперёд, словно тесен ему этот дом, словно чувству его трудно здесь уместиться.

      …Не сломленный в ненастье, старик Лукман до сих пор на ногах. Иногда, ведя за руку трёхлетнего правнука, он приходит к запруде. Обычно в солнечные дни, когда небо светло-голубое, просторное-просторное. Мягкий, тёплый ветерок с юга. Монотонно шумит вода. Старик Лукман присаживается на камень, ставит меж колен мальчишку и, устало положив на его тёплый живот большие руки свои, долго смотрит на горы, где много лет назад играл его Тимерджан. Медленно плывут голубоватые облака с белыми краями, и тени их плавно скользят по