Чудище. Николай Григорьевич Бельков

еззаботное лето закончилось, наступила осень, а там не за горами и зима. Большие и маленькие птицы, сбившись в стаи, косяками, молча, а кто и с криками, подбадривая себя, улетели на юг, а воробьи, зная, что они никуда не полетят, сидели и мечтали. Веник мечтал и в мыслях пребывал далеко и, размечтавшись, чуть не сорвался с ветки. А мечтал он о том, как вот возьмет и полетит на поиски оставленного улетевшими птицами теплого гнезда, выберет себе, самое лучшее и будет зимовать в нем, не страшась морозов. Но, вот беда, к нему обязательно прилетит Волик, который сразу начнет просить погреться, а затем и пожить, а вдвоем им будет тесно и неуютно. Нет, искать гнездо он не полетит. Рядом сидел Волик, он тоже мечтал. Мысли его были о том, что, был бы он другой птицей, а не воробьем, то взлетел высоко в небо, покружил и устремился на юг, где всегда тепло. На юге не нужно добывать корм, сидишь и вертишь головой в разные стороны, а он сам валится в клюв. Только незадача, стоит лишь полететь, как следом, обязательно увяжется Веник, а у него не хватит сил долететь и придется постоянно ему помогать, подкармливать, с ним можем и не долететь до места. Нет лучше, я не полечу совсем, решил Волик. Воробьи сидели, прижавшись, друг к другу, нахохлились и постоянно стряхивались, чтобы не закоченеть. Пролетавшая мимо них сорока посмотрела на птиц, думая про себя, дружные эти воробьи, прижались, сидят и никакой свирепый ветер им не страшен и почему я не воробей, а сорока. Веник с Воликом, увидев летевшую сороку, подумали, вот же птица, смелая, решительная, никого не боится, все знает, со всеми легко знакомится, нигде не пропадет. Думая так, опять нахохлились, и казалось, что спят. Долго сидели воробьи, первым проголодался Веник. Ему казалось, что перед глазами целая горсть зерна, и он с аппетитом его клюет. Вот если я сейчас полечу на элеватор, который находился недалеко, то за мной увяжется Волик и ему нужно сказать будет, куда я лечу и зачем. А вдруг, он тоже пожелает лететь со мной, прилетим, а там мало зерна, мне одному не хватит. Нет, пока буду сидеть, думал Веник. Волик тоже, хотел, есть, но виду не подавал. Он думал, что если я сейчас возьму и полечу на соседний двор, где живет семейство кур и там всегда остается много не съеденного пшена, то можно незаметно сесть и поклевать. А если со мной увяжется Веник, прилетим туда, нас легко увидит собака Жужа и начнет гоняться или попадем на глаза петуху Куке, что тоже не сулит ничего хорошего. Лучше я пока посижу и никуда не полечу, решил Волик. Время шло, день заканчивался. На ветке сидели два голодных и мрачных воробья. Мимо опять летела сорока. Она явно переела, тяжело махала крыльями, ей хотелось где-то, с кем-то присесть и поболтать, и она пожелала сделать это рядом с воробьями.

      Подлетая к ним, она завела разговор, что была на элеваторе, там сегодня случайно на землю упало много зерна. На это зерно прилетели клевать голуби. Я успела к пиру, наелась, и еле машу крыльями. Воробьи, не дослушав окончания речи сороки, как по команде, полетели на элеватор. Прилетев туда, Веник с Воликом увидели оставшихся голубей, мирно воркующих между собой, они обсуждали какие то новости. Один, два голубя что-то пытались найти на земле и, найдя, тоже весело ворковали. Воробьи поняли, что опоздали, и им ничего не оставалось, как ночевать голодными. Веник с Воликом взлетели под козырек, какой то крыши, уселись, нахохлились и погрузились вновь в свои мечтания. Веник подумал, и почему я не полетел на элеватор, это все из-за Волика. Волик думал, что если бы не Веник он бы слетал на соседний двор и был бы довольным, как объевшаяся сорока. Два наших воробья тяжело посмотрели друг на друга и продолжили свои раздумья. Если вы, когда-либо проходя, увидите двух сидящих нахохлившихся воробьев, то они словно Веник и Волик думают каждый о том, что если один возьмет и полетит, то за ним увяжется его сосед, поэтому лучше никуда не надо лететь, от того они и сидят сердитые и нахохлившиеся.

      

      Два осенних листка

      Пришла осень с её дождями, холодным ветром, срывающим листья с деревьев, раскачивая их самих так, что некоторые ветки начинали скрипеть, задевая, друг дружку. Листочки как могли, держась из последних сил, не выдерживали напора холодного ветра и один за другим срывались вниз, к земле, устилая её разноцветным ковром. В один из таких холодных дней северный ветер задувая, что было мочи, сорвал с веток одного из деревьев почти все листья, но на одной из них удержались два пожелтевших листочка. Они раскачивались из стороны в сторону, смотрели друг на дружку, словно пытались сказать что-то. Они были оба совершенно одинаковыми, со следами былой зелени. Один из листьев, раскачиваясь, скрипучим голоском молвил. Я самый красивый, крепкий и большой, с ровными краями и нежными жилками, разбегающимися в разные стороны. Какой бы силы ветер не дул, он не сможет меня сорвать с ветки, поэтому я останусь висеть до весны, чтобы показать всей молодой поросли, в следующем году, какие могут вырастать на деревьях красивые листья. Второй листок, тоже рассмеявшись скрипучим озябшим голосом, выслушав речь первого, категорически возразил ему. Как ты можешь такое говорить мне, самому стойкому, к порывам ветра листку, такому золотистому и красивому. Это я останусь до весны с родной моей веточкой дерева, чтобы показать молодым и зеленым, как могут прекрасно смотреться среди них, еще прошлогодние листья .Первый, раскачиваясь