Восхождение. Борис Сопельняк

немцы или испанцы.

      – А вот и нет! – торжествующе воскликнул Костин. – Я знаю, что надо сделать, чтобы соседи в это дело не встревали… А впрочем, сейчас не до этого, сейчас не время, – остановил он сам себя. – Но мы к этой теме еще вернемся, – пообещал Костин. – А пока что, дружище, давай пить! Мы же хотели напиться? Хотели. Так что нам мешает?

      – Мешает нам только то, что осталась всего одна бутылка, – заглянул в настенный шкафчик Борька.

      – Если бы все проблемы решались так же легко, как эта! – хохотнул Костин и снял трубку телефона.

      Пили господа офицеры смачно, вкусно и весело. Они рассказывали анекдоты, вспоминали смешные истории, Костин пробовал бренчать на откуда-то взявшейся гитаре, Борька неожиданно приятным тенором пытался ему подпевать. Потом оба всплакнули: ведь где-то далеко, за десятком границ, остались их родственники, о судьбе которых они ничего не знали, там же были могилы предков, разоренные имения, в которых они родились, гимназии, в которых учились, театры, на галерках которых проводили почти все вечера, иначе говоря, там была Родина.

      – Э-эх! – взял многострунный аккорд Костин. – Давай-ка, брат, споем любимую… Вернее, – прихлопнул он струны, – любимый. Это романс. Может, вытянем? – неуверенно улыбнулся он.

      – Романс? Нет, романс не вытянем, – тряхнул головой Борька.

      – А мы попробуем, – подтянул пару струн Костин и, откашлявшись, не столько запел, сколько напевно заговорил хрипловатым баритоном.

      Не пробужд-а-й воспо-о-минаний

      Минувших дне-ей, минувших дней…

      «Господи, боже правый, да это же о нас, о наших минувших днях!» – пронеслось в мгновенно протрезвевшей голове Скосырева, и он потихоньку пристроил свой тенорок к баритону Костина:

      Не возроди-и-шь былых жела-а-ний

      В душе-е моей, в душе-е моей.

      Валентин одобрительно кивнул Борису, и тот, окрыленный похвалой, повел первым голосом:

      И на меня-я свой взор опас-а-сный

      Не устремляй, не устремля-я-й,

      Мечтой любви-и, мечтой прекра-а-сной,

      Не увлекай, не у-у-влекай.

      «Какой там, опасный, – билась грустная мысль в висок Валентина. – Взор, как взор, скорее, печальный… Машка, ты моя Машка, бедняжечка моя дорогая, – вздохнул он. – Вот ведь блажь какая: думал, что отхвачу богатенькую англичаночку и так решу все свои проблемы, а их стало еще больше. Попала ты мне, Маруся, в самое сердце, и чего там больше, жалости или любви, не знаю, но прикипел я к тебе крепко».

      Однажды сча-а-стье в жи-и-зни этой

      Вкушаем мы-ы, вкушаем мы-ы, —

      зарокотал окрепшим баритоном Костин, а все понявший Борька тут же ушел в тень. «Дай-то тебе Бог, – с неожиданной теплотой подумал он, – уж чего-чего, а счастья ты заслужил».

      Святым огне-е-м любви согре-е-еты,

      Оживлены, ожи-и-влены, —

      грянули друзья! Потом понимающе друг другу улыбнулись и, уже не сдерживаясь, ликующе и во весь голос пропели последний куплет:

      Но