Сестра. Луиза Дженсен

кухонной стойки – и выбрасываю их в переполненный педальный бачок для мусора. Позже мне придется вынести мусор. Вытираю рабочую поверхность и споласкиваю чашку, снова досадуя на то, что Дэн берет новую всякий раз, как готовит себе какой-то напиток. У нас нет посудомоечной машины – если не считать меня, конечно. Я уверена, Дэн считает меня таковой. Наша кухня крохотная. «Компактная, но функциональная», как сказал бы Дэн, если бы наш дом был из числа тех, которые он продает. У нас почти нет места для шкафчиков, но зато есть чудесная кладовка, вмещающая все, что нам нужно.

      Я сую руку в металлическую банку для хранения чая, чувствую холодный металл днища. Открываю дверцу холодильника, и лампочка освещает почти пустые полки. Что можно сделать из полбанки козьего сыра и высохшего красного перца? Дэн придет домой после футбола, ожидая, что его ждет обед. Вообще-то это несправедливо, он никогда не просит меня готовить – просто предполагается, что я буду это делать. Я это всегда и делаю. Отгоняю воспоминание о том времени, о котором мы больше не говорим. О времени, когда я с трудом управлялась с духовкой. Теперь я с ней управляюсь. На самом деле.

      Я добавляю «чайные пакетики» в бесконечный список продуктов, прикрепленный на холодильнике магнитом с надписью «СТОП» и изображением свиньи. Дэн купил мне этот магнит в прошлом году, как он выразился, в качестве поддержки, когда я разуверилась еще в одной диете. Глянцевые журналы, которые я сосредоточенно изучаю, не помогают. На одной странице они сообщают, что у меня среднестатистический для британской женщины размер, что женщина четырнадцатого размера не толстая, но при этом на следующей странице печатают фотографии изможденных моделей с выпирающими ключицами и ввалившимися щеками. Я держу магнит как постоянное напоминание, что мне надо сбросить десять фунтов. Мне никогда это не удается.

      Миттенс вьется у меня между ног, призывая поднять с пола ее пустую миску. В шкафчике остался один пакетик кошачьего корма. Я вытряхиваю его в миску и отмеряю кошачье печенье, а Миттенс тем временем нетерпеливо мяучит.

      Наблюдаю, как самозабвенно она ест – так умеют только животные. Она была таким утешением для меня после смерти Чарли, ее молчание успокаивало больше, чем неуклюжие слова Дэна. Я не собиралась заводить домашнее животное, но три года назад кошка бабушкиной соседки принесла шестерых котят, а я пошла туда сделать несколько снимков, чтобы показать в детском саду, где я работаю. Котята были прелестные, и, когда самая маленькая кошечка взобралась мне на колени и там уснула, меня легко уговорили забрать ее домой. Я отнесла ее в свою подержанную «Фиесту». Она сидела на пассажирском сиденье в коробке из-под чипсов «Уолкерс», застеленной выцветшим розовым одеялом, и жмурилась на никогда прежде не виденное солнце. Я ехала домой медленнее, чем обычно, припарковалась в изрытом выбоинами переулке возле своего коттеджа и встряхнула мелко дрожавшими руками. Я так сильно сжимала руль, что ногти впились в ладони и оставили на них полукруглые следы. Помню,