И грех и смех (сборник). Левсет Дарчев

ему даже спасибо не сказал, – с сожалением в голосе добавил он, потом, отведя взгляд, добавил: – А девочки даже не поздравили.

      – Поздравят. Еще успеют. Там же часовые пояса. Может, там ночь.

      – Да, – выдохнул Зияди, – ДЕТИ – НАША САМАЯ БОЛЬШАЯ НАДЕЖДА и САМОЕ БОЛЬШОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ.

      – Не унывай! – прервала его Нона, желая отвлечь от досады. – А Батраза, утром отблагодаришь, когда он придет, – произнесла Нона. – Она встала, опершись обеими руками о стол. – Пошли домой! – Нона увидела на лице мужа странное выражение, как будто он смотрел сквозь нее куда-то вдаль. Ее сердце екнуло.

      – Нет, – устало произнес Зияди, – я домой не хочу. – Голос ровный. – Нона, можно я здесь останусь.

      – Нет, – отрезала Нона, – по ночам холодно.

      – Тогда принеси мне плед. – Он нежно смотрел на жену. – Пожалуйста!

      Нона скривилась и с минуту стояла, изучая его черты, которые изменила мягкая ночная тень. И ей показалось, что что-то толкает ее исполнить его желание. Он просит.

      – Тогда два пледа, милый: один – тебе, другой – мне.

      – Неплохая идея, – произнес Зияди. – Вспомним молодость, как мы грелись у ночного костра, – сказал он.

      Ночь, украшенная россыпью мелких звезд, была нежной, ласковой. Тепло убаюкивало. Нона уснула крепким сном, держа теплую, до боли знакомую руку любимого в своей руке, и она даже не почувствовала, как через некоторое время она охладела.

      Друзья настояли, чтобы на надгробном камне написали: «Красиво жил и красиво умер».

      Иногда лучше работать руками, чем головой

      (Табасаранская поговорка)

      К десяти часам утра солнце поднялось высоко над горизонтом, и в воздухе не было ни малейшего дуновения ветра. Несмотря на это, сельчане все как один вышли на сенокос, кроме одного – тридцатилетнего Мази, с темными, глубоко посаженными глазами, низким лбом и с никотиновым налетом на зубах.

      Он сидел на застекленном балконе дома, созерцая красоту родного края: два горных хребта дугой спускались вниз, как бы замыкая пространство вокруг села, заполненного фруктовыми деревьями и зелеными лугами, а внизу далеко, на линии горизонта, тонкой синей полоской красовался берег Каспийского моря.

      За плетеной оградой спереди его дома промелькнул сосед Экпер с косой, накинутой на плечо. Вслед за ним прошла и его жена в широком цветном складчатом платье и белом платочке с веревкой в руке, свернутой в узелок. Мази, сделав смачный глоток горячего чая, еще дальше откинулся на спинку стула, ощущая приятное давление на позвоночник, затем взмахом руки прогнал от себя кучку назойливых мух, зевнул и сомкнул отяжелевшие от скуки и лени веки.

      Дверь открылась, и жена по имени Сельми, красавица с миндалевидными темно-зелеными глазами, появилась рядом с ним.

      – Спишь? – спросила она с возмущением. – Люди уже собрали сено и дома скирдуют, а ты?

      – Тихо! – перебил ее Мази и стал прислушиваться. Издали донесся гул грузовика. – Интересно, что за машина?

      Вскоре по дороге, огибающей его дом, на скорости пронеслась колхозная машина