По кому Мендельсон плачет. Дарья Калинина

ей еще не знакомая. И сколько девушка ни размахивала руками, в похожем на гигантскую ракушку умывальнике не появилось ни капли воды. Ненадолго девушка замерла, не зная, что еще предпринять, чтобы вода уже начала течь. И тут Эдита услышала голоса. Они доносились из-за той второй двери, которая вела в прихожую, и явно принадлежали Женьке и его приятелям.

      Любопытство у Эдиты было всосано с молоком матери, так что она потихоньку переместилась поближе к двери, чтобы лучше слышать. И не пожалела.

      В разговоре участвовал ее знакомый Женя и еще двое каких-то мужчин, чьи голоса девушке слышать раньше не приходилось. Один был грубый, а второй приятный. Но почему-то от приятного у Эдиты по спине бежала холодная дрожь, а грубый просто заставил ее сжаться.

      – Блин, я уже заколебался вас ждать, ребята. Что вы так долго?!

      Женя был возмущен. И друзья пытались его утихомирить.

      – Не кипятись, Женя, пробки на дорогах.

      – Сто сообщений вам отправил, что птичка в клетке. Могли хотя бы на одно ответить.

      – Ага. Ответить! Чтобы птичка тут же поинтересовалась, кто это тебе пишет? Бабы они же такие любопытные. Мигом бы в твою переписку нос свой сунула.

      И прежде чем Женя успел возразить, мелодичный голос спросил:

      – Ну что? Хороша наша новая птичка?

      – Да. Высший сорт. Как раз такая, как хозяин любит. Чистенькая, домашняя.

      – Скажи еще, что девственница.

      – Не знаю, не проверял.

      – Ну, на такое рассчитывать не приходится. Но хорошо, что домашняя.

      – И самое главное, птичка эта сама в мои силки прилетела. Я ведь другую прикармливал, да та где-то в пути затерялась. Зато эта сама ко мне села, такая вот доверчивая птичка.

      Птичка? Что за птичка, о которой они болтают? На мгновение Эдите подумалось, что речь идет о тех птичках, что на раковине умывальника, но она тут же поняла, что ошибается. Ни при чем тут те птички.

      – Нет, ну вы оба все-таки молодцы! – услышала она вновь Женин голос. – Почти час заставили себя ждать. Птичка уже упорхнуть собиралась. Я уж вокруг нее и так и эдак. Чтобы чем-то занять, я ее и причесал, и накрасил, и переодел.

      – Переодел-то зачем? – хохотнул грубый низкий голос. – Она нам одетая не нужна.

      – Да и прическа нам ее ни к чему, все равно побреем, – добавил другой мужской голос, звучащий более мелодично.

      Эдита слушала и терялась в догадках. О ком идет речь? Кого причесывал Женя? Кого переодевал он тут кроме нее?

      И тут девушку как обухом по голове хватило. Да никого! Это же про нее говорят! Это она птичка! Та доверчивая пташка, что попала в силки, а теперь сидит в клетке.

      – Мамочки! – прошептала Эдита, чувствуя, что у нее от страха даже в глазах потемнело. – Кто эти люди? Что им от меня надо?

      А между тем грубый голос в прихожей произнес:

      – Хорош нахваливать, пошли, покажешь. Где она у тебя?

      – В гостевой.

      – Пошли туда.

      Топот удаляющихся ног дал понять Эдите, что у нее считаные секунды для спасения. И она заметалась