Полководец Соня, или В поисках Земли Обетованной. Карина Аручеан (Мусаэлян)

всех беззастенчиво использовала, но никто не был в обиде. Каждый получал своё от такого симбиоза. Мир и разумная деятельность поселились во дворе.

      Взрослые души в ней не чаяли, ласково щипали за щёчку:

      – Так и хочется съесть!

      Соне нравилась всеобщая симпатия, но и напрягала – приходилось чаще думать не о том, что хочется сказать или сделать, а как бы понравиться, не разочаровать никого. Стала тяготить собственная исключительность, будто это было стыдное, что следовало бы скрывать, а скрыть не удавалось.

      С каждой новой победой вместо радости ощущала всё бОльшую пустоту. Исчезло чувство лёгкости, полёта. Мысли о том, какое впечатление она производит, опутывали серым коконом, тянули к земле. И за волшебную Дверь не вырваться – контур её никак не желал светиться, а не представив этого, Дверь не «поставишь».

      Соня злилась на себя, на других. То грубила, чтобы разочаровать, то пыталась сделаться незаметней. Но избыток энергии и одарённость выталкивали её в центр внимания. Вместо чувства единения со всеми это рождало чувство одиночества.

      Будто все вокруг были только её игрушками. А играть было не с кем.

      – Ангел Маня, что со мной происходит? Что мне делать? Я стала неправильная, – взывала Соня.

      Маня не появлялся. Может, не знает её нового адреса?

      Однажды будто послышался чей-то немного ворчливый голос:

      – Если они сами хотят быть твоими игрушками – играй ими! Живые игрушки – что может быть интереснее?!

      Но ей показалось: это был не голос Мани…

      Пухленькая красивая Милка с оглушительно синими глазами в чёрных густых ресницах любила хвастаться – платьем в оборочку, родившимся недавно братиком Гургенчиком, дорогой шоколадной конфетой, – чтоб завидовали.

      – Вот поколдую – и ты свою дурацкую конфету уронишь, – сказала как-то в сердцах Соня.

      – Вот и нет! Вот и не уроню! – заверещала Милка, с оскорбительными ужимками прыгая вокруг Сони. – У меня есть, а у тебя нету! У меня есть, а у тебя нету!

      И, споткнувшись, в самом деле уронила недоеденную конфету.

      – Это я сама споткнулась, сама! Колдовать ты все равно не умеешь!

      – Ах, так?! – задохнулась от ярости Соня. – Ну, увидишь, умею или нет. Вот сделаю так, что твой золотой Гургенчик умрёт, и не будет у тебя братика.

      Сказала – и испугалась. Но не того, что вдруг на самом деле умрёт Гургенчик, который ей очень даже нравился, а того, что не сбудутся опрометчиво вылетевшие слова, – и Милка разнесёт всем, что Соня просто болтушка.

      Надо же было случиться такому горю, что младенца Гургенчика этой же ночью придавили родители, спавшие с ним в одной постели. Он задохнулся под большими грудями милкиной мамы – тёти Эры.

      – Это ты сделала! Ты! – вопила на весь двор Милка. – Злая ведьма! Пусть все знают!

      – Да не умею я на самом деле колдовать! Не умею! Это совпадение! Я не хотела, чтоб Гургенчик умер.

      – Саткес ту[28],

28

Саткес ту – чтоб тебе сдохнуть (армянск.).