Свет Валаама. От Андрея Первозванного до наших дней. Николай Коняев

закрой меня.

      Гроб закрыли, и крышку закрепили по-старому…

      Как легкий туман проплывают эти монастырские сны 1881 года…

      И сквозь него все яснее и четче различалась исполинская фигура игумена Дамаскина…

      Послушнику Димитрию вспомнилось, как возили они покойного игумена в Назарьевскую пустынь. Из часовни они вели его под руки с келейником Александром. Димитрий тогда подумал, что игумен мог бы и сам ходить… Чего водить-то?

      И тут Дамаскин остановился и сказал:

      – Оставь меня, Димитрий! Александр один меня доведет!

      Или такой случай…

      Тоже в Назарьевской пустыни было…

      Решили дерево посадить. Димитрий вместе с монахом Сергием выбрали саженец. Приехал игумен.

      – Выбрали дерево? – спрашивает.

      – Выбрали, батюшка. Вот оно…

      Но игумен и не посмотрел даже на дерево, о другом заговорил.

      Несколько раз напоминали ему, но игумен молчал. Наконец отец Сергий сказал:

      – Так как же, батюшка? Благословите это дерево посадить?

      – Ну-ну… – сказал игумен Дамаскин. – Ладно…

      Дерево посадили очень тщательно, но оно засохло без всякой причины…

      Весною 1881 года Димитрий вспомнил об этом и только сейчас сообразил, что это как-то было связано с нерешительностью игумена…

      А один раз Димитрий заговорил с отцом Сергием, что вот умрет игумен, напишут его биографию обязательно.

      – Да-да… – закивал отец Сергий. – Как же не написать.

      – Небось, там все его поступки в какую-нибудь хорошую сторону повернут…

      – Повернут, конечно… – согласился Сергий. – Обязательно повернут.

      Такой вот разговор был, а вскоре приехал в Назарьевскую пустынь отец игумен. Походил немного, а потом говорит:

      – Приходите, дети, чай пить.

      Мы пришли.

      Только сели, а он и говорит:

      – Отец Пимен благословение просил – биографию мою писать. Я его благословил, только сказал, чтобы писал, чего хорошего есть у меня, а грехов бы не писал…

      И так внимательно посмотрел на нас с отцом Сергием, что мы и глаз на него поднять не смели.

      А схимонах Иоанн с Предтеченского скита вспомнил, как рыли колодец. Приехал отец игумен и, помолившись Богу, пошел выбирать место.

      Долго ходили по острову, и тут предлагали рыть и там, а игумен не соглашался. Наконец, пришли за часовню и здесь, на горке, игумен и остановился.

      – Здесь, – говорит, – ройте!

      Засомневалась братия, какая вода тут будет, если камень один… Но, к удивлению всех, оказалось, что вода в колодце – самая лучшая, преизобильная и никогда не пересыхающая… И по сие время существует этот колодец. Каждый год, в день Преполовения, после обедни крестный ход на него идет…

      В этих воспоминаниях послушника Димитрия, схимонаха Иоанна все твердо, как здешний гранит… Никакой фантазии, только то, что помнится…

      Так, в туманы и в гранит Валаама врастало имя игумена Дамаскина, и не требовалось ни долгих лет, ни легенд, ни преданий.

      Всем