Свет Валаама. От Андрея Первозванного до наших дней. Николай Коняев

монахов искушать! – сказал он и сразу же вышел из комнаты.

      Тем не менее сам Дамаскин никогда не преувеличивал своих подвигов. Если случалось вспоминать о жизни в пустыни, чаще рассказывал о духовных немощах и слабостях.

      Восхищение подвигами других пустынников и пренебрежение своими – не поддельное в Дамаскине, а искреннее.

      Одно время в келье с ним жил схимонах Амфилохий. Тот самый, которого несколько лет спустя святитель Игнатий Брянчанинов порекомендует перевести с Валаама в какой-нибудь белорусский монастырь, поскольку человек Амфилохий трезвый и с пользой может быть употреблен, если представить ему должность, «могущую доставить пищу деятельности и некоторую рассеянность, которая… нужна для истребления признаков пустосвятства».

      Вероятно, и Дамаскина смущала отвага, с которой взялся Амфилохий за умное делание. По шесть часов кряду, мог старец не вставать с места… Но и тени сомнения не возникло в Дамаскине. Ни единым жестом не выказал осуждения.

      Просто, чтобы не смущать старца и не смущаться самому, прорубил еще одни двери в келью.

      – Аз, грешный, так долго не мог сидеть… – сокрушенно рассказывал он. – Скучать начинал. Но когда нападет скука, выйдешь к озеру, сядешь в лодку, объедешь несколько раз кругом, пропоешь догматик да и домой… Повеселее станешь. А иногда всю ночь ложки работаешь…

      Глава девятая

      Мы уже упоминали о иеромонахе Варлааме, встретившемся в скиту Всех Святых с белобережскими старцами. Был Варлаам учеником старца Назария и любил безмолвие.

      – Блазнюсь я на вас, – говорил он поначалу старцу Феодору. – Как это вы по целым дням пребываете в молве?

      – Знай, братец, – отвечал Феодор. – Из любви к ближнему я два дня побеседую с ним на пользу душевную и пребуду несмущенным.

      Так от белобережского старца и обучился иеромонах Варлаам «познавать различие путей смотрительных от общих»…

      «Что есть слово таковых? – говорил святой Григорий Синаит. – Да не прогневаюся, рече, не прогневайся на брата, уклонюся же осуждения и празднословия, един живущи. Не веси ли друже, яко сия, ихже рекл еси, и подобная сим, смиряют паче и посрамляют человека, а не возвышают, якоже реша отцы: яко юности полезно есть подати. Тщеславие же и мнение, и лукавство, и сим подобная паче имут и напыщают. Сего ради лучше есть живущи с братом познавати свою немощь в меру, и за сие себя зазирающе молитися, кающеся пред Господем и очищатися вседневною благодатию Христовою, нежели тщеславие и мнение с лукавством внутрь носяще, их прикрывати и питати уединенным житием…»

      В 1830 году, когда Дамаскин уже третий год жил в пустыни, Варлаама – игумен Ионафан скончался 22 января – избрали настоятелем Валаамского монастыря.

      «Лишь ревность о благе родной обители, наветуемой смущениями от людей, приходивших в нее “не ради Иисуса”, понудила безмолвнолюбивого Варлаама согласиться поднять на свои рамена неудобоносимое для подобных ему любителей безмолвия бремя начальства».

      Однако не рассчитал своих сил Варлаам.

      Непосильно