Любовь vs зависимость. Екатерина Полякова

самыми мягкими из его эпитетов. Думаю, он чувствовал, что происходит, и подсознательно ревновал.

      Проклиная его глупое упрямство, я взяла билет на поезд. На дрянном байке Густава мы домчали бы за три-четыре часа. На поезде мне пришлось трястись почти всю ночь.

      С утра я побродила по городу, купила в магазине блокнот с фотографией Рэма и ручку. Специально для автографа. Я была настроена решительно: вот возьму и пробьюсь к нему. Попрошу автограф. Может быть, даже дотронусь, но уж в глаза посмотрю – так это точно.

      В таком боевом настроении я отправилась за билетом. И тут мне несказанно повезло. Еще на подходе к концертному залу я увидела дичайшую очередь у касс. Билеты, конечно же, еще были, но сколько за ними придется стоять и хватит ли мне? И тут подошел взлохмаченный парень, какой-то весь измученный, худой.

      – Билет нужен? – кивая на кассы, спросил он.

      – Еще как.

      – У меня есть один. Давай десятку сверху.

      Всего десятку? Я с радостью отсчитала ему требуемую сумму и получила пропуск в танцевальную зону.

      Я не была на концерте Рэма уже давно. Последний раз слушала его в живую семь месяцев назад. И за это время в моей жизни многое изменилось. Я из школьницы превратилась во взрослую самостоятельную женщину. По крайней мере, мне так казалось.

      Концерт произвел на меня совсем иное впечатление, чем раньше. Может быть, потому, что на этот раз я была одна. Рядом визжали и прыгали чужие, совсем незнакомые девчонки. А, может быть, изменилась я. Все два часа стояла молча, слушала, смотрела и злилась каждый раз, когда очередная взвинченная девица, размахивая своей кофточкой, закрывала от меня сцену.

      Да и начал концерт Рэм необычно. Он всегда выходил с одной и той же песней – «Не судьба» и начинал петь без музыки и без микрофона, потом подключались музыканты и бэк-вокал, и только на припеве Рэм подносил к губам микрофон. При его мощном голосе и тишине в зале с хорошей акустикой впечатление было потрясающее.

      В этот раз он начал сразу с быстрой и совершенно незнакомой мне композиции – вылетел на сцену вместе с подтанцовкой и стал такое вытворять, что зал мгновенно взорвался. И такой бешеный темп он держал в трех композициях подряд, то же новых. А потом сел на край сцены и запел удивительно красивую медленную балладу о случайной встрече с девушкой, которую он когда-то любил. А сейчас он с другой, но все еще помнит… Рэм пел так, что я казалась себе натянутой струной, которая издает все эти прекрасные звуки. Половина зала заливалась слезами, вторая еле сдерживала слезы. Я принадлежала к первой.

      Потом он вдруг выдал очень задорную и весьма недвусмысленную «Попрыгаем, крошка!» и завел только что рыдающий зал так, что на сцену полетели лифчики и трусики. Он делал со зрителями, что хотел. С каждым в отдельности и со всеми вместе. Все любили его. Все хотели его. Каждый принадлежал ему целиком и полностью – и душой, и телом, отдавая себя без остатка. И он владел всеми. Иногда – грубо, почти жестко. Иногда до боли нежно, трепетно, но каждый раз – по-другому.

      Концерт