Близнецы по несчастью. Ольга Баскова

ом месте? Моей ровеснице Катюхе Зориной, с которой мы вместе учились в университете на факультете журналистики, кстати, на дневном отделении, повезло куда больше.

      Однажды в конце августа я задержался в редакции дольше обычного. Мать попросила навестить свою сестру, мою тетку, жившую неподалеку от моего места работы. Я тут же созвонился с тетей Валей, и она милостиво разрешила прийти в семь часов. Мой рабочий день кончался в пять. Ехать домой в другой конец города бессмысленно. Я решил задержаться. Чтобы потом, как говорится, не приходя в сознание, отправиться к любимой родственнице. Бросая взгляды на старинные стенные часы, висевшие напротив моего стола, я вскрывал конверты, механически просматривая письма. Все они содержали уже изрядно надоевшие жалобы на неоправданно высокие цены за коммунальные услуги – документы местного значения, на которые, по сути, не стоило тратить времени.

      Лишь один адрес на конверте привлек мое внимание. Город Южноморск, Крым. Вот те на! Кому из жителей солнечного полуострова понадобилось писать в редакцию «Вестей Приреченска»? И зачем? Не знаю почему, но мои ладони сразу вспотели. Ножичком для разрезания бумаги я осторожно вскрыл конверт.

      На вырванном из тетради листке твердым почерком было написано: «Уважаемый редактор! Наверное, вы удивитесь, увидев мое письмо, но если внимательно его прочтете, поймете: у меня не было выхода. На старости лет я сделался изгоем не только в собственном городе, но и в городах, где меня хорошо знали и считали героем. Впрочем, обо всем по порядку.

      В 1941 году мне исполнилось шестнадцать. Вы помните, каким событием ознаменовалась эта дата? Я и мои родители не успели эвакуироваться из Южноморска и остались в оккупированном Крыму. Вскоре я узнал: подобная участь постигла еще двенадцать моих одноклассников. Так получилось потому, что наши семьи до самого последнего дня не верили, что фашисты войдут в наш город. Мы ошиблись. Весной я услышал от ребят, что наш классный руководитель, учитель истории Вячеслав Петрович Котиков, дезертировал с фронта и сотрудничает с немцами. Позже выяснилось – это не так, на самом деле он бежал из плена. Опуская некоторые подробности, которые расскажу при встрече, если вы заинтересуетесь моим письмом, продолжу. Котиков предложил создать в Южноморске подпольную молодежную организацию. Чем она занималась? Пускала под откос вражеские поезда, вешала предателей, устраивала разного рода диверсии. Кроме того, мы наладили связь с партизанскими отрядами, действовавшими в горных районах.

      В тот роковой день Котиков отправил меня за линию фронта. Вернувшись, я узнал страшную новость: кто-то выдал нас фашистам, и те, подвергнув моих товарищей жестоким пыткам, всех приговорили к расстрелу и в тот же вечер привели приговор в исполнение. Должен заметить, мы не раз говорили с Котиковым о стукаче в организации. Многие мероприятия, тщательно разработанные и подготовленные, срывались: каким-то образом о них узнавали немцы или полицаи. Представляете, моих товарищей расстреляли, когда до освобождения Крыма оставалось всего три дня! Все это время я находился в отряде лейтенанта Санникова, думая, что из всех подпольщиков уцелел один. Однако вскоре до меня дошла радостная весть: спаслось еще четыре человека. Владимир Коротков, с которым мы оба были отправлены командиром из Южноморска и расстались, решив направиться в разные стороны, Таня Снежкова и Ярослав Черных в тот роковой день отсутствовали и потому избежали страшной участи. О том, что в живых осталась и Света Фадеева, я узнал в далеком Кенигсберге.

      Разумеется, мы с Владимиром и Ярославом не покинули ряды Красной Армии, участвовали в освобождении родного города. Судьба хранила нас. Коротков дошел до Берлина, Черных – до Таллина, я – до Кенигсберга. Именно там и произошла памятная встреча со Светланой, работавшей медсестрой в госпитале. Услышав ее рассказ, я чуть не лишился чувств. Она оказалась вместе с остальными в застенках гестапо. Девушку пытали, а затем расстреляли в числе других. К счастью, Свету только ранили. На подступах к Крыму уже шли бои, и гитлеровцы, торопливо засыпав тела землей, скрылись, не проверив качество своей черной работы. Вот почему Фадеева не задохнулась. Придя в себя, она вылезла из рва и, еле держась на ногах, побрела к нашей учительнице биологии, жившей неподалеку от места трагедии. Та, промыв бедняжке раны, спрятала ее до прихода наших солдат. Встретив освободителей и подлечившись (ранена она была легко), Света попросилась медсестрой в один из пехотных полков и дошла до Кенигсберга. Жаль, что наша с ней встреча оказалась последней. Эта отважная девушка больше никогда не давала о себе знать.

      С Таней, Володей и Славой мы постоянно поддерживали отношения: регулярно переписывались, ездили на чествование ветеранов Великой Отечественной войны в Крым, а на старости лет и вовсе перебрались в родные края. Следы же Светы затерялись. Никто из нас ее не встречал и ничего о ней не слышал.

      Теперь я перехожу непосредственно к тому, из-за чего пришлось вас потревожить. Год назад в нашей местной газете ко Дню Победы напечатали большую статью, посвященную нашей подпольной организации. Начав читать с благоговением, через минуту я покрылся холодным потом. Некто Б. Игнатьев нагло утверждал: предателем, виновным в гибели подпольщиков, являюсь именно я. Автор привел веские, как ему казалось,