Дорогой широкой. Святослав Логинов

начал вытворять в последнее время, не лезло уже ни в какие ворота. Прежде он так не пил. Впрочем, прежде и пить особо не на что было, а последние годы Юрка начал неплохо зарабатывать. Но всё равно – являться домой в сапогах и рабочей спецовке и по-свински валиться на диван!.. Не такую судьбу прочила Софья Михайловна единственной дочери. И раз так, то судьбу эту следовало исправить.

      Оглядев сервированный стол, Софья Михайловна недовольно поджала губы, скопировав недавнюю гримасу дочери, и проворчала:

      – Сама спаивает мужика, а потом удивляется, чего это он из стакана не вылазит. Вот ведь дурёха непутёвая! А и ладно, сегодня кстати…

      Из настенной полки, из самой её глуби, из-за банок с вареньем и полотняных мешочков с фасолью и сухими бобами Софья Михайловна извлекла стограммовый мерзавчик «Столичной» водки и аптечный пузырёк, в котором бултыхалось несколько капель подозрительной жидкости. Бабка-шептунья, продавшая Софье Михайловне это зелье, клятвенно уверяла, что никакого вреда здоровью от него не приключится, а вот на винище окормленный человек и глянуть не захочет.

      Адрес шептуньи Софья Михайловна отыскала в бесплатной газетёнке, чуть ли не той самой, из которой непутёвая дочка вырезала координаты экстрасенса.

      Поколебавшись мгновение, Софья Михайловна спрятала свою бутылочку до лучших времён, а мерзавчик, стоящий на столе, ловко вскрыла и опрокинула туда мутный отвар, изготовленный ворожеей.

      – Так-то будет лучше, пусть молодые промеж себя разбираются. А я тут и вовсе ни при чём.

      Окончив благое дело, добрая старушка скрылась в своей комнатёнке, самой маленькой из трёх, но зато отданной ей в безраздельное пользование, куда даже Любанька сунуться не осмеливалась.

      Однако храповитое спокойствие недолго царило на кухне. Скрипнула дверь Надькиной комнаты.

      Юрина дочь была в том скверном возрасте, когда девчонка начинает воображать о себе многое, но по сути ещё дитя дитём. Быть взрослой дочери отцом куда как проще, нежели вожжаться с тринадцатилетней девчонкой. Недаром число тринадцать называют чёртовой дюжиной; это самый бесовский возраст, от которого можно ждать чего угодно.

      Оглядевшись на кухне, Надька фамильным движением поджала губы, решительно спрятала добытый было из кармана джинсиков мерзавчик «Столичной», а в открытую бутылочку всыпала порошок, полученный в Академии здоровья, чья беззастенчивая реклама украшала страницы бесплатной газетёнки. Газетёнка была изрезана маникюрными ножницами едва ли не до лохмотьев, но нужное объявление, по счастью, уцелело. Порошок обошёлся Надьке в двухнедельную сумму карманных денег, но о деньгах Надька не жалела – вечно пьяный предок достал круче.

      – Спокойной ночи, папочка, – прошептала Надька и канула во тьме коридора.

      Больше никакие двери в ночи не скрипели, и даже Юра перестал храпеть, лишь Любанька, традиционно ночевавшая на кухне, чуть слышно, по-комариному повизгивала порой. Конечно, она