Правило крысолова. Нина Васина

подо мной, убаюкивая, пока я не перестала совсем ощущать тело, в легких покачиваниях невидимой лодки на невидимой реке, хотя оно и истекало жаром, но с мокрых волос уходили в подушку остатки обидевшего меня дня.

      – Ахинея, вставай. Ты не поверишь, уже совсем светло, а над водой – туман, как на сцене, когда переборщат с газом!

      – …

      – Если я тебя не подниму, ты обидишься насмерть и загрызешь меня своими ехидными нападками!

      – Отстань…

      – Не отстану. Тумана осталось минут на тридцать, ты себе не простишь!

      – Иди сам в этот туман и снимай что хочешь… Я сплю.

      – Нет уж, тогда и я не пойду. Зачем? Чтобы потом выслушивать твои ругательства, что не там стал да не то снял?!

      – Ладно. – Я сажусь в постели, не открывая глаз, и запахиваю на груди толстый халат.

      – Молодец, – хвалит Лом. – Глаза можешь не открывать, только ноги подними.

      Валюсь на спину, выставив ноги.

      – По очереди! Молодец, теперь пошли, глаза откроешь, когда скажу.

      Глаза приходится открыть сразу, чтобы понять, что у меня надето на ноги. Отлично. Высокие охотничьи болотные сапоги. Судя по размеру, их хозяин и носит те самые сандалии. Подхватив полы халата повыше, с трудом передвигая ногами, кое-как добрела до крыльца, потом решила выяснить, что я вообще делаю в этих сапогах с голенищами выше колен.

      – Зачем мне это?

      – Роса, – улыбается Лом, направляя на меня видеокамеру.

      – Ты хочешь сказать, что надел на меня это… – пытаюсь поднять ногу повыше, но начинаю терять равновесие, – чтобы я не замочила ноги в росе?!

      – Ну да. Видишь, я забочусь о тебе. И у пруда есть заболоченные места.

      Тащусь за Ломом к пруду. Утро тихое, но теплым его нельзя назвать. Сапоги сразу намокли снаружи почти до колен, поэтому желания снять их у меня больше не возникло. Над водой действительно стоит густой молочный туман, кое-где уже разорванный рассветом в клочья. Мы останавливаемся у кустарника, Лом предлагает затихнуть и постоять минут пять. Я озираюсь и начинаю потихоньку дрожать.

      – Чего ждем? – спрашиваю шепотом.

      – Туман начнет сходить, и проявятся птицы, этого мы и ждем. Тут снимать-то минут на десять, когда туман уйдет, они сразу улетят, – шепчет в ответ Лом.

      Я слышу недалеко всплески и странные гортанные звуки.

      – Это они, – радуется Лом, приготовившись, – это лебеди, они так мурлычут!

      Я поеживаюсь и думаю, сохранит ли перина тепло еще с полчасика? В кустах крикнула птица, пока я ее высматривала, прорывы в тумане стали больше. И вдруг я застыла на вздохе: совсем рядом, метрах в шести, прямо на меня скользил, как по воздуху, потому что воды не было видно, лебедь, белый странной теплой белизной, и рядом с ним обрывки тумана стали казаться темно-серыми клочьями заблудившегося дождя.

      – Ты!.. – выдохнула я, и лебедь вскинул голову, развернул ее ко мне, потряс шеей, и дрожь с нее передалась дальше, к крыльям. Сначала крылья дрогнули, потом распрямились и первыми