Тишайший. Владислав Бахревский

проскакала сотня рейтар, рыская по обочинам дороги.

      – Сидеть! – крикнули слепцам.

      За рейтарами в тарахтящих телегах прокатили, растрясая жирок, московские стрельцы. Телег было десять.

      – Эй! – Стрельцы показали слепой братии бердыши. – Эй!

      – Царь к Троице едет! – сказал Харитон. – Петушок наш молоденький!

      Но царь все не ехал, и Саввушка заерзал было, завертелся, но тут на дороге появились люди.

      – Пешие! – сказал Саввушка.

      – Кто первым идет? – спросил Харитон.

      – Парень!

      – Хе! – закрутил высоко поднятой бородой, заулыбался солнышку Харитон. – Гляди на того парня шибче да поклонись ему, как проходить будет, ниже.

      – Неужто парень-то сам батюшка царь? – на весь лес, ясно, звонко удивился Саввушка.

      – Ш-ш-ш! – Слепец Харитон ущипнул мальчика пониже шеи, с вывертом, со злобой, как гусак. И заорать не дал: ладонью крик придушил. Сквозь слезы плохо видать, а царь вот он. Ходко идет, размашисто. За ним, чуть поотстав, рынды, монахи, всякая служка.

      Увидал царь слепцов, остановился. На обочину шагнул:

      – Ты чего, поводырь, плачешь?

      – От счастья тебя зреть, государь-батюшка! – проворно воскликнул слепец Харитон. – За всю нашу братию глядит отрок. За всех и плачет!

      Алексей Михайлович, краснощекий от ходьбы, от бодрого воздуха, от молодости, повел рукой, и ему тотчас вложили в руку кошель с деньгами.

      – Помолитесь, старцы, за упокой души моей матушки, а вашей царицы, за Евдокию. Молитва увечных да скорбящих скорее до Господа дойдет, ибо Господь всегда с вами!

      Щедрой рукой насыпал серебряных чешуек – денежек – в шапку старца Харитона.

      – А это тебе, отрок. За слезы твои. – И дал Саввушке ефимок. Пошел было, но обернулся: – Как зовут, поводырь?

      Савве бы на колени пасть, а он, наоборот, вскочил:

      – Саввой!

      – Береги, Савва, мое подаяние, а коли кто отнять посмеет, приходи ко мне – Господь даст, найдем на отымальщика управу.

      – Ладно! – закивал головой Саввушка.

      Старец Харитон прошипел что-то, но в следующий миг взвился ангельским голосом: «Господи, помилуй!»

      – Господи, помилуй! – запели слепцы, разойдясь на голоса.

      Царь, удивленный красотою неслыханного пения – привык к унисону, – опять остановился:

      – Где так петь учились?

      – В Малороссии.

      – Если к Троице идете, сыщите меня. Послушать вас хочу.

      Царь пошел своей дорогой, а слепцы, поднявшись с земли, пели ему вослед. Лес перекатывал дивное эхо. Царь на ходу руками утирал хлынувшие слезы – легкие, обильные, вымывающие из души камень горя.

4

      Как помер царь Михаил, дня не было, чтоб дом боярина Бориса Ивановича Морозова – без гостей.

      Приезжали помянуть царя и царицу, привозили хозяину дома подношения: серебряные кубки, братины, шубы – собольи, рысьи, беличьи; сабли и ружья с чеканкой, в каменьях дорогих, расшитые жемчугом пелены, кресты