Тишайший. Владислав Бахревский

нет ему дороги назад. До смерти слепец Харитон его не защиплет, а вот укорами да попреками сживет со свету.

      К ночи дело. Землю морозец прихватывает и Саввушкины ноги заодно. Бредет паренек из улицы в улицу, сам не знает куда. Вдруг теплом повеяло и мазюней. Из амбара запах.

      Подошел поближе Саввушка, и ноги сами к дверям его принесли. Двери в амбаре нараспашку, печь пышет, возле печи двое. Каждый шириной – три человека поставь, а ростом как пеньки.

      В ступе репу для мазюни толкут, ступа огромная, а ходуном под пестиками ходит, да пестики, слава Богу, дубовые, каждый пуда на три. Из котла возле печки клубами пар. Патокой пахнет.

      У Саввушки слюнки потекли. Глядит на котел да огонь как заколдованный.

      Эти двое увидали мальчика, пестики отложили. Один взял тарель деревянную, другой половник деревянный. Один зачерпнул муки, другой патокой муку залил и говорит:

      – Заходи, паренек, отведай нашей мазюни.

      Саввушка икону поискал, не видно в темноте, на печь покрестился и вошел в амбар.

      Только за ложку взялся, застучал колотушкой пристав по стене:

      – Братаны! Печь гасите!

      – Слышим! – гаркнули братаны. – Прогорают дровишки, на жару пироги будем ставить. Заходи поутру за пирогами с вязигой!

      – С вязигой – скусно! – прокричал пристав за стеной. – Зайду!

      Деревянная Москва страдала от пожаров. Слободами выгорала. Оттого ночью печки топить сам царь запретил. Прежний. Новый ничего еще не запретил, да и не разрешил покамест ничего.

      Саввушка поел мазюни, ложку отложил, покрестился…

      – Спасибо, добрые люди!

      Один братан улыбнулся во весь рот, а другой одними глазами.

      – На здоровье, – сказал тот, кто улыбался во весь рот. – Накормили тебя, теперь спрашивать будем. Мы – пирожники. Я – совсем молодец, а он на одно ухо не слышит. В кулачном бою на Масленицу попортили. А теперь о себе сказывай.

      – А я от слепца Харитона ушел! – вздохнул Саввушка. – Теперь и возвратиться нельзя.

      Поведал он свою нехитрую жизнь, и братаны, даже не поглядев друг на друга, сказали:

      – Живи у нас! Пироги да мазюню будешь продавать.

      Спал в ту ночь удачливый Саввушка в тепле, Богу благодарные молитвы перед сном нашептывал.

      В первом часу дня – в семь утра по-нашему – понесли братаны пироги да мазюню продавать и Саввушке ящик с пирогами дали.

      Два раза за пирогами в амбаришко бегали. Все пироги продали. Саввушка сразу понял: дело не в пирогах, мало ли торговцев пирогами, – дело в голосе. Кричи: «Пироги горячи – едят подьячи!» или: «Кипят, шипят, чуть не говорят!» – да так кричи, чтоб других не слыхать было, у тебя первого и купят.

      Эх, пропади она пропадом, иная удача! Да кто ж знал, что в той удаче сердцевина была с червем. С мохнатым, черным…

      Пришли они все в тот же трактир «Под пушками». Братья взяли себе вина: по чарке простого, по чарке